Ольга Денисова ПРЯМОЙ РЕПОРТАЖ – Я веду репортаж из классной комнаты воспитательного сообщества «Равные», где расположился штаб поисков пропавших детей, – бодро подхватила Джим начатую шефом тему. – Ищет их не только полиция, но и добрая сотня добровольцев. Напомню, что это четвертый случай исчезновения детей из сообщества: трое пропавших ранее мальчиков так и не были найдены. Руководит поисками комиссар окружного полицейского управления Хильди Брэг, однако, учитывая серьезность положения, на помощь Хильди уже торопятся аналитики планетарного бюро расследований. Джим поправила волосы, когда Ким повернула объектив дрона в сторону комиссара, – плавающий в воздухе индикатор, невидимый для объективов, продолжал мигать красным: идет прямая трансляция. Он всегда раздражал Джим навязчивостью и невозможностью смотреть на него прямо – держался на краю поля зрения. – Хильди, всего один вопрос: есть надежда найти детей живыми? – Надежда есть до тех пор, пока не обнаружены и не опознаны мертвые тела пропавших. Хильди кашлянула и тронула рукой кадык – кроссдрессерам-три трудно говорить высоким голосом, – однако продолжила: – И оставить надежду, прекратить поиски мы не имеем права. Умный микрофон автоматом удалил ее кашель из эфира. – Вы подозреваете, что это дело рук серийного убийцы? – продолжила Джим – никто не заметит, что она собиралась задать всего один вопрос. – Это одна из версий, и пока нет причин исключать остальные. Однако мы исходим из худших предположений: через сутки вероятность найти детей живыми резко снизится. Аналитики планетарного бюро уже выслали первые выводы, но у нас есть и собственный опыт розыска серийных убийц, в нашем округе за последние три года было обезврежено более шестидесяти маньяков-педофилов, из них только двое начали убивать, остальные были выявлены раньше. И, пользуясь возможностью, я хочу обратиться к тем, кто с нами в сети: если увидите темно-синий турбокар класса Лонли с тонированным куполом, в особенности стоя́щий, просим набрать три единицы на ручном комме. – Но темно-синих турбокаров Лонли с тонированным верхом тысячи! – артистично воскликнула Джим. – Система позволит выявить турбокар без опознавательного сигнала. Хильди снова кашлянула, Ким переключила мультикамеру на прием и дала в эфир 3D-сканы детей, а Джим продолжила: – К следующему выходу в сеть мы подготовим обстоятельный отчет об исчезновении детей. Напомню, им девять и десять лет. Перед вами их последние сканы, сделанные системой безопасности сообщества. Тех, кто видел кого-то из них сегодня после десяти утра, просим набрать на ручном комме три буквы Н. – Спасибо, Джим, – раздалось в наушнике: шеф перехватила трансляцию. – Наш специальный корреспондент Джим Миллер получила эксклюзивное право на освещение в сети исчезновения детей из воспитательного сообщества «Равные» – смотрите новости по теме из первых рук, на нашем ресурсе! Индикатор перестал мигать, и Ким, отозвав дрон, закрыла экран управления мультикамерой. – Ну как? – нормальным мужским голосом спросила Хильди. – Я нигде не напортачила? – Все отлично, – кивнула ей Джим. – А можно спросить? Из любопытства. Если это не для прессы, мы не включим это в следующий репортаж… – Конечно. – Хильди любила репортеров, как все трапы. – А какие выводы сумели сделать в планетарном бюро? Джим в самом деле спросила лишь из любопытства – пока в деле было только одно сомнительное свидетельство о темно-синем Лонли, и более ничего. – Это серийный убийца с вероятностью семьдесят семь и восемьдесят три сотых процента. Ему более сорока лет, невысокого роста, эндоморфного телосложения. Скорей всего, он состоит в браке со своим ровесником. Очень вероятно, работает с детьми, но вряд ли в сообществе «Равные». В свои тридцать восемь Джим выглядела не более чем на двадцать пять и имела в личном деле пометку «цисгендерность» (которую в случае чего могли поменять и на «выраженная гендерность»), но ничего не могла с собой поделать: любила красивую одежду, каблуки и дорогую косметику; ей нравилось проводить время перед зеркалом и в салонах красоты – что роднило ее с трапами. Однако выходить в эфир в юбке и с салонной прической считалось вызывающим и в некоторой степени оскорбляло таких, как Хильди, – как бы ни было сильно стремление кроссдрессера выглядеть не хуже Джим, а коленок, как у нее, у Хильди никогда не будет. Но на этот раз кроссовки и спортивные брюки сыграли Джим на руку – пока они с Ким изучали территорию «Равных», ничего не стоило переломать не только каблуки, но и ноги. – Территория воспитательного сообщества огромна, коттеджи, где проживают дети и их опекуны, разбросаны среди живописных лесистых холмов, а учебные корпуса и развлекательный комплекс стоят на берегу озера. И тем не менее каждый квадратный дюйм территории контролируется новейшей системой безопасности, которая не только сканирует происходящее, не только сигнализирует о внештатных ситуациях, но и способна самостоятельно предотвращать опасность, угрожающую жизни и здоровью детей. Детям не запрещается покидать территорию, они должны лишь поставить в известность одного из опекунов. Еще два года назад ребенок не мог отключать маячок наручного комма, но принятая поправка к двести двадцать восьмой статье закона о защите прав ребенка запретила блокировать отключение маячка, теперь каждый ребенок имеет право на личное пространство и может выключить маячок по собственному желанию. Индикатор мигал желтым – шла запись. Четыре дрона парили над холмами, пятый висел перед глазами Джим, а тонкие пальцы Ким порхали над экраном управления мультикамерой. – Джим, – раздался в наушнике голос шефа, – спроси между делом: на фига у них дети таскаются за территорию? – Но есть ли у детей потребность покидать территорию? Спросим об этом старшего опекуна сообщества, Джесса Ли. Ким развернула объектив дрона в сторону Джесса Ли, цисгендерного мужчины, – одному богу известно, как ему удалось стать здесь старшим опекуном, – да еще и по всем приметам совпадающего с присланным планетарным бюро описанием серийного убийцы: эндоморф лет пятидесяти, невысокого роста с заметной лысиной, работающий с детьми… И женат он был на начальнике охраны сообщества, которую Джим назвать цисгендерной женщиной никак не могла. Джесс тоже кашлянул – от волнения – и провел рукой по лысеющей голове. Складно говорить он не умел, и Джим включила онлайн-редактор речи – получилось довольно гладко и близко по смыслу к оригиналу: – Дети покидают территорию редко, но их влечет взрослая жизнь, и нет смысла запрещать им знакомиться с нею. Для детей десяти лет самостоятельное посещение торгово-развлекательного центра – настоящее приключение и захватывающая игра, так же как и самостоятельная поездка по железной дороге. Ближайший к нам населенный пункт находится всего в миле от коттеджа, в котором жили пропавшие дети, – это небольшой поселок на пластмагистрали, где дети обычно посещают придорожное кафе. Там они могут самостоятельно сделать заказ и посидеть за столиком со взрослыми. Разумеется, все взрослые, которые вступают в непосредственный контакт с детьми, обязаны открыть комм для сканирования системе наблюдения, размещенной в кафе. Если рядом с ребенком появится человек с закрытым для сканирования коммом, немедленно сработает сигнал тревоги. Говорят, уже появились редакторы речи, которые можно включать при прямой трансляции, но они с Ким на такую мультикамеру пока не заработали… – Как, в таком случае, похититель мог подобраться к детям? – спросила Джим. – На этот вопрос лучше ответит начальник нашей службы безопасности, Джульетта Ли, – перевел редактор невнятные слова Джесс, после чего тот с облегчением выдохнул. Джульетта, ровесница мужа, была одета в камуфляж и берцы, пострижена наголо, имела невероятно большую грудь, такой же живот и невысокий рост. Она подвинула мужа в сторону тяжелым боком – Ким пришлось отвести дрон немного назад, чтобы начальник охраны поместилась в объектив. Зато ей не требовался редактор речи и никакого смущения перед камерой она не испытывала. – Может, после исчезновения пятерых детей законодатели наконец задумаются, чтобы маячки детских коммов можно было включать извне, – начала она. – Раз уж наверху так опасаются, будто я буду подглядывать за девочками в ду́ше или в сортире, пусть санкцию на принудительное включение дает полиция. Очевидно, негодяй вообще не имел комма! А коммы детей были выключены. У ребенка не развит инстинкт самосохранения, им нравится отключать коммы просто так, для самостоятельности! – Расскажите, когда и при каких обстоятельствах были отключены коммы пропавших детей, – подсказала Джим. – Том постоянно болтался с выключенным коммом, а Лиз никогда этого не делала! Уверена, противный мальчишка уговорил ее! – Дети дружили? – Да, как ни удивительно. Странная это была парочка, ничего общего: у Лиззи отмечена ярко выраженная гендерность, а у мальчишки – навязчивые проявления агрессии. Говоря о девочке, Джульетта едва не облизывалась – ее заявление о принудительном включении детских коммов почему-то сразу наводило на мысль о том, что «наверху» не зря опасаются за девочек в ду́ше… – То есть это были трудные дети? – До Посвящения двадцать процентов детей считаются трудными, ничего особенного в этом нет. Вместо огромной груди Джульетты Ким снова дала крупный план последних сканов детей – они шли, взявшись за руки, девочка немного отставала от мальчика, шагавшего широко и уверенно, и иногда ей приходилось за ним бежать. В чем проявлялась гендерность девочки, Джим не поняла: серенькая мышка, простенький темный спортивный костюм, тонкие бесцветные волосы до плеч. Гендерность мальчика выражалась значительно ярче: крепкий был пацан, разворачивал плечи на ходу, и на подружку глядел снисходительно, сверху вниз. Впрочем, он был старше на год, что пока давало ему такое право… – Дети еще не прошли Посвящение? – спросила Джим. – Им же девять и десять? – Обоим до Посвящения оставалось совсем немного. Тому исполнится десять через две недели, а Лиззи через полтора месяца будет девять. – Вернемся к отключению коммов. Сейчас мы как раз видим, что дети направляются к границе территории сообщества. Правильно я понимаю, дети больше ни разу не попали в объективы дронов? – Правильно. Дроны системы безопасности не покидают вверенную им территорию. Детей предположительно видели в поселке, когда они садились в турбокар на пластмагистрали. Шум в штабе поисков донесся до микрофона из приоткрытого окна, и пришлось прервать беседу с Джульеттой. Джим, почуяв важные новости, запросила у шефа прямой выход в сеть – почти сразу мигавший индикатор из желтого сделался красным: в сеть пошла прямая трансляция. Хильди сама догадалась выйти к окну, не дожидаясь вопросов Джим. – Только что был обнаружен темно-синий Лонли, брошенный в ста двадцати милях отсюда: на стоянке перед торговым центром. Экспресс-экспертиза обнаружила на заднем сиденье ДНК Тома Макгрегори. К нашему величайшему сожалению… – Голос Хильди дрогнул. – Вы не допускаете мысли, что дети решили путешествовать автостопом? – на всякий случай уточнила Джим. – Какой сумасшедший с выключенным коммом посадит детей к себе в турбокар? – с перекошенным лицом выговорила Хильди своим нормальным голосом – и в эту секунду была похожа на цисгендерного мужчину гораздо больше, чем старший опекун сообщества. И Джим совершенно некстати подумала, что, не будь Хильди кроссдрессером-три, ее стоило бы счесть привлекательным мужчиной… Рост шесть футов (плюс шпилька), широкие плечи, шея как у быка… Колени, конечно, так себе, но если надеть на Хильди брюки… – Стоянка наверняка оборудована системой безопасности… – сказала Джим в микрофон. – Разумеется. Скоро все ее сканы будут тщательно проанализированы. – ДНК водителя не обнаружено? – Экспресс-экспертиза ничего не выявила, но турбокар сейчас проходит полное обследование – даже дыхание оставляет следы на стекле, – пояснила Хильди голосом повыше и добавила мужским тембром: – На этот раз негодяй от нас не уйдет! От ее уверенности и силы у Джим по спине прошли мурашки. Наверное, стоило вернуться к приему гормонов: в последнее время она слишком часто думала о мужчинах, что само по себе было ненормально, а в сложившихся обстоятельствах да еще и в прямом эфире – подавно. – Джим, больше десяти миллионов просмотров! – сообщила шеф: вот что значит баннер на главной странице новостного канала, да еще и мигающий при прямом включении! – Чтобы хайпануть еще рейтинга, добавь слезный рассказ о детках: какими милыми малышами они были. – Были? – возмутилась Джим. – Ладно, ладно. Какие они милые сюси-пуси и каким надо быть дерьмом, чтобы их отыметь. – Мы собирались лететь на то место, где обнаружили Лонли… – Там нечего снимать. Крути лучше розовые сопли опекунов и сестробратьев. И о детях, которых израсходовали раньше, добавь чего-нибудь. С полицией можешь строго – у нас разрешение на журналистское расследование и полный доступ. Хорошо бы трёп с планетарными аналитиками – и пусть ничего не скрывают. Если зажмут инфу – пригрози привлечь за препятствия свободной прессе. И от нас в расследование добавь какую-нибудь фитюльку, которая якобы ускользнула от следствия. В сети уже идет бурление говн по теме – не бойся впрыскивать животрепещущие вопросы. Нехилый хайп случился с принудительным включением коммов, мы засекли тыщи холиваров! В общем, большой всплеск эмоций и обсуждаемости. Передай милашке Хильди, у нее триста тысяч лайков. Не передавай Хильди: пятьдесят два процента от цисгендерных баб. – А у Джульетты? – У ее грандиозных сисек лайков маловато, зато индекс цитирования пробивает потолок и растворяется в глубоком космосе. Кстати, был бы неплох впрыск жести о засилье маньяков-педофилов – по опыту Хильди, поднимем и ей индекс цитирования. Материал о милых малышах пришлось монтировать: опекуны, гомосексуальная пара, так сладко скалились в камеру и так сюсюкали, что некоторые улыбки и фразы пришлось убрать из материала. Аналитики сразу погрузились в работу, и, признаться, Джим не собиралась им мешать, но у ребят все было продумано: в состав группы заранее включили ответственного за связь с общественностью – видимо, привыкли не чинить препятствий свободной прессе. Ответственный, правда, Джим не понравился: им был тотал-трансгендер Эрнст Рено, показавшийся ей человеком немногословным, сухим и хитрым. В отличие от Хильди, он не стремился попасть в сеть и даже избегал появления перед объективом. Прежде чем говорить с семьей пропавших детей, Джим просмотрела их личные дела. Пусть полиция шерстит маршруты возможных подозреваемых и разбирает турбокары на молекулы, пусть аналитики выстраивают психологические портреты серийных убийц – журналистское расследование пойдет другим путем. Пропавшая девочка имела три пометки на главной странице личного дела: ярко выраженная гендерность, склонность к стадности и отсутствие стремления к успешности. К удивлению Джим, гендерность ребенка проявлялась не в желании нравиться. Лиз не любила соревновательных игр, отказывалась заниматься единоборствами (для преодоления гендерных стереотипов ее определили в секцию бокса), всегда принимала чужую точку зрения, в детских ссорах придерживалась нейтралитета, а иногда выступала в роли миротворца. Результаты тестирования были ужасающими… Забавно, но метки аутсайдера Лиз не получила – другие дети с удовольствием с нею контактировали, что было вполне понятно: рядом с нею любой чувствовал себя победителем, благородно снисходившим к побежденному. Том Макгрегори являл ей полную противоположность, хотя его выраженная гендерность была помечена знаком вопроса. Навязчивая склонность к агрессии проявлялась в том, что противный мальчишка отношения с ровесниками выяснял при помощи кулаков, из игр обычно выбирал «стрелялки» и любил ломать игрушки. У него тоже было отмечено отсутствие стремления к успешности, что удивило Джим, – обычно агрессия идет рука об руку с амбициозностью и честолюбием. Однако тестирование показало, что Том Макгрегори вовсе не стремился победить, – им двигали иные мотивы: он хотел нравиться самому себе, а не окружающим. Наверное, поэтому гендерность и поставили под вопрос, подозревая у ребенка аутоэротизм. Драчуны часто имеют метку аутсайдеров, но Том ее тоже не удостоился. И даже наоборот. Тесты показали полное отсутствие у Тома лидерских качеств, но в детских иерархиях он занимал ведущие места. Джим колебалась, стоит ли вставлять в материал многократно упомянутый другими детьми факт: Том защищал Лиз… Стоит ли так унижать девочку в глазах миллионов зрителей? Забавно: дети говорили об этом с некоторой робостью, а то и с напускным возмущением, но не настолько хорошо они умели притворяться – у большинства этот факт почему-то вызывал восхищение и зависть. Должно быть, опекуны-психологи удовлетворились лишь тем, что зависть к Лиз испытывали преимущественно мальчики… Джим вспомнила вдруг слова Хильди: «На этот раз негодяй от нас не уйдет!» Верней, не столько ее слова, сколько мурашки, прошедшие по спине от ее слов. Пятьдесят два процента «цисгендерных баб», Джим была уверена, клюнули именно на эти слова – и только после них заметили и рост, и силу, и бычью шею кроссдрессера… Животный инстинкт, доставшийся человечеству от далеких предков: потребность в защищенности. Главные страницы личных дел пропавших ранее мальчиков тоже имели красные пометки. Первым был Саша Новак, инопланетник, сын беженцев с Дикой луны, он прожил в сообществе всего около года – неудивительно, что ему было трудно переосмыслить свои стереотипы и принять традиции Метрополии. Сам факт, что он воспитывался в гетеросексуальной семье, накладывал на мальчика отпечаток. И ничего странного в его ярко выраженной гендерности (по тестам зашкалившей) Джим не увидела – на Дикой луне живут дикие люди, не признающие равенства полов, с пеленок навязывающие своим детям гендерные стереотипы. Второй ребенок, пропавший через месяц после первого, Франц Карлос, имел не только пометку выраженной гендерности, указание на дурную наследственность, но и клеймо «Альфа». И если красные метки требовали лишь легкой переориентации, то клеймо альфа-самца предполагало генетическую патологию – поведение можно скорректировать, но порченный ген никуда не денется. Впрочем, вряд ли Франц, когда вырастет, будет сильно страдать от того, что не может стать донором спермы. Джим осеклась: если вырастет… Третий мальчик, как и Том, проявлял агрессию, но не к ровесникам, а ко взрослым (а кроме того – аутоагрессию и нездоровый альтруизм) и имел смещенную систему ценностей: его не заботило собственное будущее, он чуть ли не еженедельно менял профориентацию (и это за месяц до Посвящения!), а потому не успевал ни по одному предмету. Никто из четверых пропавших мальчиков ни разу не выразил желания сменить пол, все четверо имели заметную потребность в повышенной физической нагрузке – от того, должно быть, и были крепкими ребятами. Все четверо одевались в гендерно-нейтральную одежду, имели русые волосы и светлые глаза, всем было около десяти лет. Наверное, аналитики еще по пути сюда определили сексуальные пристрастия серийного маньяка – вряд ли Джим откроет что-то новое своей наблюдательностью. И похоже, серийный маньяк был истинным гомосексуалистом-педофилом. Но Лиз? Почему на этот раз маньяк похитил и девочку? Джим похолодела, когда поняла, что девочка убийце не нужна, он был вынужден взять и ее тоже, потому что иначе вызвал бы подозрения Тома. И если он не высадил ее из турбокара живой и невредимой, то Лиз, скорей всего, уже мертва… Когда они с Ким заканчивали монтаж (устроившись на ступеньках крыльца учебного корпуса), к ним неожиданно вышел Эрнст Рено и окинул Джим скептическим взглядом. Джим могла бы ответить ему тем же: она никогда не любила истинных трансгендеров. Эрнст же явно потеплел, переключив внимание на Ким. Ким, мальчик-девочка, своей миниатюрной спортивной фигуркой привлекала любой пол и любому полу была готова ответить взаимностью. – Не подумайте, что я чиню препятствия журналистскому расследованию… – начал Эрнст не вполне уверенно, но глаза его показались Джим холодными и… опасными. – Но я настоятельно прошу в репортажах не упоминать слово «Посвящение». Это может помешать нам остановить убийцу. Вот как? Однако! Джим не обратила внимания, что все пропавшие дети исчезли до Посвящения, а не после. До переориентации – ведь всем пятерым (а не четверым вовсе) грозила переориентация. Что ж, Эрнст, это ты сказал напрасно… – Давайте так: я буду придерживаться этого лишь до тех пор, пока не буду уверена, что сказанное действительно помешает остановить убийцу, а не наоборот… – уклончиво ответила она. – Вы можете что-нибудь сообщить о ходе расследования? – Новости есть у Хильди – она сама расскажет. А у нас то же, что и у вас: истинный гомосексуалист-педофил. – Значит ли это, что девочки уже нет в живых? – спросила Джим (Ким предупредительно включила мультикамеру и выпустила один дрон). Эрнст фальшиво свел брови домиком и ответил: – Это весьма вероятно. Преступнику трудно незаметно везти и одного ребенка, а двоих – это просто нереально. – Скажите, почему три предыдущих похищения так и не были раскрыты? Насколько мне известно, именно ваша группа занималась поиском маньяка. Эрнст пустился в долгие и неоригинальные пояснения об отсутствии связи между преступником и жертвами, помянув закон, защищающий права личности, в том числе право снимать наручный комм. Напомнил, что, пока не найдены мертвые тела, детей будут считать живыми, но, по его мнению, найти трех ранее пропавших мальчиков маловероятно. И хотя Метрополия просторна и на ней немало укромных уголков, удерживать детей живыми преступнику было бы слишком трудно. На крыльце появилась Хильди, и Джим незаметно поманила ее пальцем. – Хильди, мы беседуем о расследовании серийных убийств. Ты не хочешь что-нибудь добавить к нашему разговору? Та пригладила короткую юбку и одним пальцем подправила прическу. Прокашлялась и кивнула Ким. – Сначала о полицейском расследовании. – Она выразительно глянула на Эрнста с высоты своего роста. – Система безопасности торгового центра, где был найден темно-синий Лонли, засекла человека, который из него вышел. К сожалению, лишь со спины: преступник будто нарочно ни разу не повернулся лицом к объективам дронов. Ким немедленно дала скан преступника в эфир – Джим ожидала чего угодно, только не этого: похититель был высоким крепким загорелым парнем в майке. А Хильди продолжила: – Отсутствие лица затрудняет анализ 3D-записей, но теперь мы точно знаем, что к Лонли преступник не возвращался. Стоянку он покинул пешком. Очевидно, детей в Лонли уже не было. Обратите внимание: внешность преступника расходится с предположениями наших коллег из планетарного бюро. Хильди еще раз с торжеством взглянула на Эрнста, но тот даже не повел бровью. – Телосложение преступника лишь на шесть процентов эндоморфно, на сорок он экдоморф и на пятьдесят четыре – мезоморф. Наиболее вероятный возраст преступника – около двадцати четырех лет, его тело находится в конечной фазе роста. Кроме того, и без цифрового анализа можно предположить, что перед нами редкий экземпляр цисгендерного мужчины. Да уж, на месте похитителя Джим остереглась бы носить столь вызывающую одежду… Впрочем, на своем месте она тоже при каждой возможности одевалась нарочито женственно. Никакой тотал-трансгендер никакой тренировкой не смог бы сделать себе таких бицепсов, не говоря о столь свободном развороте плеч. Жаль, черт возьми, что интересные мужики всегда или кроссдрессеры, или маньяки-педофилы… – Что вы на это скажете, Эрнст? – подначила Джим. Тот спокойно пожал плечами и ответил без улыбки: – Скорей всего, преступник просто попросил незнакомого парня поставить турбокар на стоянку. Но следует помнить, что мы говорим о наиболее вероятном портрете преступника, на деле он может оказаться совсем не таким, как мы его себе представляем. – Хильди? – подтолкнула Джим. – На руке у человека, покинувшего темно-синий Лонли, не было комма. – Комм он мог держать в кармане лишь для того, чтобы иметь ровный загар на запястьях… – заметил в ответ Эрнст. Эта мысль в голову Хильди, столь озабоченной своей внешностью, не пришла – она поглядела на собственное запястье с досадой. И Джим почему-то решила, что парню в зеленой майке тоже не приходила в голову мысль о ровном загаре на запястьях… А хорошо бы он оказался простым цисгендерным парнем, а не маньяком-педофилом: Джим почувствовала с ним некоторое родство душ – он тоже не боялся носить майку и джинсы, как она не боялась иногда надевать платья и красить глаза. – Сейчас идет проверка всех угнанных средств передвижения в пределах пешей доступности от торгового центра, – продолжала Хильди. – Но проверка может не дать результатов, если хозяин угнанного транспортного средства находится в отъезде. Еще полиция опрашивает людей, находившихся неподалеку от торгового центра около часа пополудни. – Хильди, будем с нетерпением ждать результатов. Но хочу напомнить о нашей беседе про серийных убийц. Ты говорила, что вами обезврежено немало маньяков-педофилов. Скажи, почему в вашем округе их процент выше, чем в целом по Метрополии? – В нашем округе располагается более тысячи воспитательных сообществ: благодаря климату, дикой природе и особенному чистому воздуху. То есть число детей у нас почти в два раза больше, чем в других округах. Но именно поэтому и преступления, направленные против детства, нам приходится расследовать чаще, чем другим. Хильди рассказала о профилактической работе, системах безопасности, которые фиксируют приближение взрослого к ребенку, привела два-три примера, когда полиции удавалось задержать маньяка-педофила: казалось бы, сигнал тревоги срабатывал на пустом месте, однако результаты тестов и биохимия крови полностью исключали невинность приближения педофила к ребенку. – И все равно их число впечатляет, – заметила Джим. – Ты не слышала сетевых дискуссий о подавлении естественных сексуальных инстинктов, которое приводит к половым перверсиям вроде садизма и педофилии? – Мне кажется, у нас, наоборот, отсутствует какое бы то ни было подавление естественных сексуальных инстинктов, – с усмешкой ответила Хильди. – И я, и Эрнст наглядные тому примеры. В дискуссиях, которые упомянула Джим, сексуальные инстинкты Хильди и Эрнста как раз не относили к естественным, но говорить об этом она не стала. – Эрнст, как серьезный аналитик: переориентация может приводить к подавлению естественных инстинктов? Накоплению подавленной агрессии или сексуальности? Он просил не упоминать слово «Посвящение», а не «переориентация»… – Переориентация принципиально не может приводить к накоплению чего бы то ни было: она необратимо изменяет именно тот участок мозга, который мог бы привести к этому накоплению. Так же как гормональная терапия, переориентация направлена не на подавление накопленных и нереализованных желаний – она препятствует этому накоплению, – без запинки ответил тот. – Впрыск педофилов вштырил неслабо! – радостно выпалила шеф. – Все кому не лень умничают на тему переориентации и цитируют Эрнста. Общее число просмотров твоих репортажей зашкалило за тридцать миллионов! Каждый пятисотый в Метрополии видел хоть один твой репортаж. Мальчик с турбокаром хайпанул больше лайков и антилайков, чем Хильди! Говны бурлят! Радфемы развернули флешмобы за химическую кастрацию цисгендерных мужиков как источников неконтролируемой агрессии, устремленной на женщин и детей. Букмекеры принимают ставки, маньяк он или нет, и с каждого показа его скана мы имеем профит. Если бы не радфемки, ставки были бы один к десяти за то, что это не маньяк. На детей, похоже, шефу было плевать – как и большинству зрителей в сети. Не закинуть ли в эфир еще одну тему для дискуссии? Пока нет новостей… И хотя программу редакции речи использовать было рискованно (интервьюируемый скажет потом «я этого не говорил»), Джим вызвала Джесса Ли и опекунов Тома и Лиз поближе к штабу поисков. Очень хотелось, чтобы слово «Посвящение» все же прозвучало в репортаже, – пусть и не от самой Джим. Она не верила, что это помешает поиску похитителя, – скорей всего, планетарное бюро следовало негласным указаниям правительства, отданным по какой-то непонятной простым смертным причине. Умница Ким выбирала удивительные по красоте задние планы с крыльца учебного корпуса – каждый раз разные. – Вся Метрополия с надеждой следит за поисками детей, – обратилась Джим к паре опекунов после стандартного вступления. – Скажите, поддержка стольких людей помогает вам держаться, надеяться? – Мы получили почти три тысячи сообщений с соболезнованиями, – ответил один. – К сожалению, сейчас у нас нет сил не только ответить на них, но даже поблагодарить проявивших к нам участие. И, пользуясь такой возможностью, мы благодарим всех, кому не безразлично наше горе. Три тысячи соболезнований – против трехсот тысяч лайков Хильди… Ну-ну… На провокацию клюнул только Джесс – да еще и заговорил почти без запинки: – Я бы сказал, большинство из тех, кто следит за поисками, озабочено вовсе не спасением детей… И это не удивительно. – Вы тоже считаете, что вынашивание детей в контейнерах и воспитание опекунами в специальных сообществах делает людей черствыми, не способными на любовь и сочувствие к детям? Это «тоже» Джим ввернула, только чтобы Джесс расслабился и не боялся говорить. Но она ошиблась. Впрочем, совсем немного – в знаке. – Нет, я так не считаю. – Старший опекун сообщества задрал подбородок. – Наоборот, я считаю, что это как раз доказывает правильность избранного пути воспитания детей. Воспитанием занимаются люди, имеющие к этому призвание, не говоря о специальном образовании. И до реформы… я говорю о реформе системы воспитания… люди в большинстве плевали на собственных детей, не говоря о чужих. Число чайлд-фри семей составляло более шестидесяти процентов, зато малолетние наркоманки, жалеющие денег на противозачаточные средства, плодили детей-инвалидов в неимоверных количествах. В семьях опекунов дети имеют гораздо больше любви и внимания, чем в дореформенных семьях, где оба родителя хотели работать. Джим помнила свое дореформенное детство. И хотя ее родителям всегда было некогда, маленькой дома она чувствовала себя гораздо лучше, чем в школе. Потом это, конечно, прошло. Джим никогда не стремилась стать матерью. И с ужасом думала о тех временах, когда женщина была обречена рожать и воспитывать детей. Однако дети вызывали у нее теплое, щемящее чувство, не имеющее ничего общего с тем, что было принято называть любовью. И пожалуй, именно из-за этой разницы в чувствах она и не могла понять и принять педофилию. – А вы не считаете, что педофилия спровоцирована запретами, которые мы все еще накладываем на естественную сексуальность? Ответил второй из опекунов, по-видимому пассивный: – Я считаю, что педофилию более провоцируют не запреты, а излишний либерализм в ее отношении. Я несколько раз видел в сети рассуждения о том, что педофилию давно пора приравнять к сексуальной норме, причем рассуждения аргументированные, с экскурсами в историю и примерами знаменитых педофилов. Педофилом объявляют даже покойного академика Брэйла, и лишь на основании того, что его жена отличалась миниатюрностью. Меня покоробил аргумент одного такого пропагандиста: якобы совсем недавно говорить о гомосексуализме как о сексуальной норме считалось дикостью, а еще раньше мужеложство тоже было уголовно наказуемо. Но особенно оскорбительно, что в педофилии чаще всего подозревают нас: педагогов, опекунов, преподавателей… Тех, кто работает с детьми: якобы все мы выбрали эту стезю только ради удовлетворения нездоровых инстинктов. По мнению Джим, вышел скучнейший репортаж, однако шеф пришла в восторг от его результатов. – Это был мощный впрыск! Джим, это самые шишечки! Говны бурлят, индексы цитирования зашкаливают! Одно вызывает жгучее огорчение: о пропавших детках никто уже не вспоминает. А нехреново было бы о них напомнить. Ты не нашла там никакой фитюльки? – Нашла, но планетарные аналитики запретили говорить об этом вслух: это может помешать спасению детей. – Н-да, не фортануло… Если в самом деле помешает, мы не отмоемся… А если нет? – А если нет, они все равно затаскают нас по судам. Так что пока я молчу. – Кстати, никто до сих пор не поднял вопроса, почему маньяк тырил деток из одного сообщества, а не из разных. – Думаю, и полиция, и аналитики тоже обратили на это внимание, – ответила Джим. – Но я задам этот вопрос в эфире. Джим вернулась к личным делам пропавших детей, на этот раз запустив сравнительный анализ файлов. Разумеется, мальчики были знакомы друг с другом – учились на одной параллели. Но, кроме того, все четверо занимались физкультурой у одного тренера (всем четверым была показана повышенная физическая нагрузка), в секции спортивного ориентирования. И если бы их тренером был мужчина, Джим решила бы, что он должен стать первым подозреваемым в этом деле. Но, увы, их тренером была молодая веселая фэм, которая искренне расплакалась прямо перед камерой, и в ее слезах не было ни грамма фальши – она любила своих подопечных. – Саша, конечно, был странный мальчик. – Фэм утерла маленький носик. – Его родители были беженцами с Дикой луны. Они, конечно, прививали ребенку понятия о свободе личности и о равенстве полов, но всем известно, что формирует личность окружение, а не только родители. Кроме того, он был… не избалован, нет – просто не привык жить в большой семье. Он был не единственным, но поздним ребенком, его брат старше его на тринадцать лет, а потому Саша привык к родительскому вниманию. Жизнь в сообществе стала для него стрессом, он скучал по родителям и брату, очень много о них рассказывал. Когда он пропал, все были уверены, что он сбежал искать родителей или брата. Но сбежавших детей находят обычно сразу, потому, кроме похищения, подозревали несчастный случай. И только когда пропал Франц, заподозрили похищение. – Мальчики дружили между собой? – спросила Джим. – В нашей команде все дружат. У меня занимается пятнадцать человек, и мы одна команда. Этих ребят и еще троих определили в мою секцию для преодоления гендерных стереотипов, им были противопоказаны соревновательные игры. А мы соревнуемся только с дикой природой и действуем сообща. Я никогда не отмечаю ничьих побед, у нас нет лучших или худших. Мне иногда ставят в вину, что я развиваю в детях чувство стадности, но это не так. – А почему Лиз не занималась в вашей секции? – Том очень просил замолвить за нее словечко, но наша секция была противопоказана Лиз. Я бы взяла ее с удовольствием, но не мне это решать. Если бы секция была лишь не рекомендована, но с «противопоказана» ничего сделать нельзя. – Как строго! – покачала головой Джим. – Это делается ради будущего детей, – мягко улыбнулась фэм. – Детей нельзя не ограничивать в некоторых правах, иначе мы будем не воспитательным сообществом, а зоопарком. К тому же все эти проблемы снимаются при переориентации. – Скажите, вы видите какую-нибудь закономерность в том, что похититель выбирал детей именно из вашей секции? – Мне уже задавали этот вопрос и аналитики, и полиция. Может быть, это связано с тем, что мы с ребятами чаще других выходили за территорию… – Последние слова она сказала очень неуверенно. Джим без слов поняла: фэм этот факт казался странным и объяснить она его не могла, хоть и попыталась. И это ее пугало. – Есть! – раздался громоподобный рык из штаба поисков – и его поймал микрофон, потому Ким немедленно развернула объектив дрона, а Джим двинулась к открытому окну штаба. – Хильди? – В двадцати милях от брошенного Лонли угнан авиакар серии «Чайлд» белого цвета с зеркальным куполом. В настоящее время авиакар движется на юго-юго-восток. Судя по всему, он изначально придерживался этого направления и прошел на полной скорости более полутора тысяч миль. На полицейские запросы и требования снизиться авиакар не отвечает. Автопилотирование отключено. Принудительно посадить его полиция не может, а дистанционно вывести из строя рулевое управление опасается: мы предполагаем, что в авиакаре дети. – Хильди, как удалось его обнаружить? Это точно то, что мы ищем? – Хозяин белого Чайлда приехал на пикник с друзьями, авиакар оставили неподалеку от пластмагистрали рано утром и пешком добрались до озера, где и пробыли до обеда. Когда вышли на пластмагистраль, сразу же сообщили о пропаже Чайлда. – Откуда уверенность, что Чайлд забрал именно похититель детей? – Авиакар стоял на траве, рядом с ним обнаружен отпечаток детского ботинка. Размер совпадает с размером обуви Лиз Паттерсон, а потому у нас есть основания предполагать, что она жива. Во всяком случае, была жива при посадке в Чайлд. Так, пришло подтверждение от системы безопасности «Равных»: Лиз Паттерсон покидала территорию сообщества в ботинках с аналогичным протектором, таких совпадений не бывает – это точно он! – Куда он направляется, Хильди? Есть предположения? – Он мог направляться куда угодно, в любую точку Метрополии. Он мог просто с высоты искать уединенное место. А мог лететь к себе домой. Теперь ему некуда деваться, рано или поздно он будет вынужден сесть. – Он может избавиться от детей… – робко предположила Джим. – Теперь нет, в этом нет смысла. Зачем усугублять свое и без того плачевное положение? В авиакар и на диспетчерской волне, и через сеть было передано обращение окружного судьи: похитителю сохранят жизнь, если он не причинит вреда детям. Распахнулась дверь в корпус, и на крыльцо поспешно вышла вся аналитическая группа из планетарного бюро. – Эрнст, вы улетаете? – спросила Джим. – Да, нам следует находиться неподалеку от похитителя, – ответил тот. – Возьмете нас с собой? Или нам лететь на своем авиакаре? Эрнст глянул на руководителя группы, и тот кивнул. Признаться, Джим не ожидала от аналитиков такой любезности… Планетарное бюро ничего не делает просто так, а значит, у них имелся какой-то резон держать репортеров при себе. Разумеется, аналитики планетарного бюро летали совсем не так, как простые смертные, и даже не так, как высокорейтинговые репортеры, – их джет мог при необходимости лечь на орбиту. Расстояние, которое Чайлд покрыл за пять часов, джет преодолел всего за полтора… Джим опасалась, что на борту джета запретят включать камеру, но аналитики не имели ничего против «экскурсии» для зрителей канала. А вообще, внутри все было устроено более чем скромно – два небольших салона, выдвижные столики и вращающиеся кресла. Репортеров разместили во втором салоне, вместе с Эрнстом. Впрочем, во время полета тот уходил в соседний салон, иногда надолго. А однажды предложил Джим и Ким пройти вместе с ним. – Сейчас Ульф попытается войти в контакт с похитителем, – объяснил он по пути. – Мы сочли, что этот момент стоит запечатлеть в сети. Каналы связи готовы, у вас одна минута на вступление. Ульф Таров, глава группы, спокойно сидел, глядя в дисплей своего комма, положенного на стол, и лицо его ничего не выражало. Глядя на его безупречный костюм, уверенное волевое лицо, на широкие запястья, перехваченные белыми манжетами рубашки, Джим снова с горечью подумала, что если интересный мужик не кроссдрессер и не маньяк, то непременно гей. Рядом с Ульфом, напротив своего комма сидела Таня Ван, детский психолог группы, готовая в любую минуту перехватить инициативу, если в этом будет необходимость. Джим, включив микрофон, скороговоркой обрисовала ситуацию и замолчала за двадцать секунд до окончания выделенной ей минуты – зрителя надо потомить ожиданием. Однако Ульф понял ее неправильно и через десять секунд заговорил. – Вызываю борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай. Вызываю борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай. Я знаю, что вы меня слышите. Если в ближайшие десять минут мы не удостоверимся в том, что дети живы и находятся на борту вашего авиакара, он будет уничтожен. – В самом деле будет уничтожен? – ахнула Джим, но Эрнст приложил палец к губам и ответил вслух: – Разумеется. – А если похититель полностью вывел из строя комм авиакара? – Это невозможно, – тихо пояснил Эрнст. – Тогда авиакар просто не сможет лететь. Ульф повторил сказанное через минуту (для зрителей, привыкших к быстрой смене кадров, ожидание было слишком долгим, но материал того стоил). Прошла еще одна томительная минута, после чего Ульф повторил угрозу в третий раз. Джим начала сомневаться в том, что хотя бы половина зрителей досмотрит прямое включение до конца, как вдруг в комме Ульфа раздалось шипение, а вслед за ним детский голос отчетливо произнес: – Это я, Том Макгрегори. Мы живы. Не надо нас взрывать… – Том! Том, Лиз с тобой? Она жива? – немедленно включилась в разговор Таня Ван. – Да, – полушепотом ответил мальчик, – мы оба живы. Не взрывайте нас, пожалуйста… И голос, и шипение оборвались еще до того, как ребенок договорил последнее слово, – похититель выключил микрофон. Умница Ким медленно обвела лица аналитиков объективом дрона – столь искреннее облегчение, радость, надежду трудно было сыграть, изобразить. Даже в глазах холодного Эрнста заблестели слезы, а Таня так даже закрыла лицо руками и опустила голову. И Джим поверила бы в эту искренность, если бы лица аналитиков не менялись так быстро, – будто сорванные маски, – когда камера взяла крупный план лица Ульфа. Черт возьми, всем плевать на детей! Так же как и зрителям… Больше всех лайков и антилайков срывает загорелый широкоплечий маньяк… – Борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай, – хладнокровно продолжил Ульф. – Этого мало. Пусть Том повторит следующие слова: синергизм, электроакустика, миаргирит. Синергизм, электроакустика, миаргирит. Синергизм, электроакустика, миаргирит. Из комма снова донеслось шипение, а потом голос Тома: – Симергизм, электроакустика, миргиарит. И тут же шипение смолкло. Почти сразу комм Ульфа пискнул и произнес: – Голос идентифицирован, он принадлежит Тому Макгрегори. Вероятность синтеза голоса – ноль целых пятнадцать сотых процента. Проверку произвел центральный пульт системы безопасности воспитательного сообщества «Равные». Ульф вытер пот со лба, закрыл канал связи, посмотрел по сторонам и знаком велел выключить камеру. А потом сказал: – Он движется к космопорту «Оранж-ди». – С чего ты взял? – удивилась Таня, забыв, должно быть, что в салоне посторонние. – Угадал, – ответил Ульф и нервно рассмеялся. – Таня, ничего сложного: сейчас у него нет другого выхода, только улететь с Метрополии. Желательно туда, откуда Метрополии не выдают преступников. Предположение показалось Джим вполне логичным. Смутило только одно: сразу после сказанного Эрнст вежливо предложил репортерам вернуться на свои места. Будто Ульф говорил для них, а не для своих коллег. – Как ему удается удерживать двоих детей? – спросила Джим у Эрнста уже в «своем» салоне. – А куда они денутся с авиакара? – усмехнулся тот. – Но он же как-то пересадил их в авиакар? И, насколько я поняла, на стоянке перед торговым центром детей с ним не было – он оставил их вне зоны систем безопасности. – В то время дети могли быть обездвижены, – ответил Эрнст. – Но зачем ему девочка? Почему он не оставил ее в Лонли, на пластмагистрали в конце концов? – Кто его знает… Может, хотел разнообразить эротические ощущения… Но теперь девочка нужна ему живой: иметь в заложниках двоих детей удобней, чем одного. Хотя нет никакой уверенности в том, что Лиз жива, похититель мог заставить Тома сказать, что она жива. Ким тем временем обновила изображение карты, на которой была отмечена траектория движения похитителя, – сначала на темно-синем Лонли, а потом на авиакаре. Как преступник преодолел двадцать миль от торгового центра до места, где был угнан Чайлд, оставалось загадкой. Рядом с траекторией стояли отметки времени. В десять пятнадцать утра детей видели садившимися в турбокар, в двенадцать сорок пять камера засекла водителя выходившим из турбокара. По пластмагистрали сто двадцать миль турбокар мог преодолеть за час-полтора. Значит, еще час потребовался похитителю на смену средства передвижения. Далее траектория была совершенно прямой – на ней была отмечена точка, где в восемнадцать тридцать семь авиакар обнаружили и начали вести полицейские. – Почему он не сменил направление движения, когда его обнаружили? – спросила Джим. – Вряд ли он с самого начала собирался лететь в космопорт «Оранж-ди». – Это, должно быть, совпадение. – Эрнст равнодушно пожал плечами. – Или какая-то ошибка. Сейчас проверю. Он вышел в соседний салон и пробыл там не более трех минут. А когда вернулся, карта была обновлена: теперь на ней явно присутствовал перелом, смена направления полета Чайлда, – через несколько минут после обнаружения. – Я же говорил – это ошибка, – сказал он. – В полицейском комме при обновлении данных неверно указали место обнаружения Чайлда. Но это не главное: у меня есть немного новостей – можем успеть выложить их в сеть, если начнем немедленно. Через несколько минут джет начинает посадку, придется сесть и пристегнуться. Джим с младших классов специализировалась на гуманитарных дисциплинах – ее способности к работе репортера выявили рано, едва ли не в восемь лет. И тут она в первый раз пожалела, что задачки по математике решала в последний раз в младшей школе… А ведь когда-то это казалось совсем простым: скорость, время, расстояние… Ким включила мультикамеру, и Эрнст сообщил: – Через десять минут мы совершим посадку в космопорту «Оранж-ди», где похититель предположительно предпримет попытку проникнуть на какой-нибудь из межпланетных кораблей. Вероятность этой попытки оценивается очень высоко. В настоящее время преступника встречает три специальных полицейских подразделения. Преступнику уже было предложено сдаться при посадке, но, пользуясь такой возможностью, я повторю: предлагаем похитителю сдаться, и в случае, если оба ребенка живы, мы гарантируем ему жизнь. В противном случае полиция оставляет за собой право стрелять на поражение. И могу заверить всех и преступника в том числе: полицейские снайперы не промахнутся. Эрнст дал знак выключить камеру. – Мы сядем раньше Чайлда? – спросила Джим. Эрнст кивнул. – Успеете подготовиться к красивому репортажу с посадкой похитителя. Как раз темнеет, посадка будет освещаться прожекторами. Автопилот джета объявил о снижении, велел установить кресла в исходное положение и пристегнуться, чтобы включить противоперегрузку. Уже сидя в кресле, Джим спросила: – Ким, ты не помнишь, как посчитать скорость, если известно, сколько прошло времени и сколько пролетел авиакар? Ким с презрением фыркнула – ну совсем как кошечка! – и ответила: – Это же элементарно! Скорость измеряется в милях в час. Значит, надо расстояние разделить на время. Джим попробовала разделить семьсот миль на один час и пятьдесят пять минут, но калькулятор понял ее слова как-то по-своему… – Слушай, а можешь на карте вывести еще и скорость авиакара? – помучившись и так, и эдак, попросил она Ким. – Никаких проблем… – ответила та с улыбкой: ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы обновить карту. Получалось, что с того момента, как авиакар попал в поле зрения полиции, он летел со скоростью не менее трехсот пятидесяти миль в час… В то время как на частных пассажирских авиакарах стояло ограничение в триста двадцать миль, а на авиакарах класса Чайлд и вовсе триста… Почти тут же в наушнике раздался голос Эрнста: – Девушки, я настоятельно прошу убрать с карты данные о скорости авиакара… – Нет проблем, Эрни! – ответила Ким – через секунду цифры исчезли с карты. – Эрнст, – спросила Джим в микрофон, – а как ему это удалось? Лететь со скоростью выше ограничения? – Он сам ведет авиакар, не пользуется автопилотом. Иначе ему пришлось бы включить комм не только на прием, но и на передачу. Ну и управление могли бы перехватить с земли. – А разве отключить ограничение скорости можно? Вообще-то Джим с трудом представляла себе, как вообще можно вести авиакар без автопилота… – Можно, если знаешь, как это делается. Боже, он ведь рискует жизнью детей! И не только тем, что превышает дозволенную скорость… Ким, сидевшая рядом, сделала знак выключить микрофон, а потом сказала, пригнувшись к уху Джим: – Ограничение скорости нельзя отключить, даже если выключен автопилот. Для этого надо перепрошивать комм авиакара, а это делается только на специальном оборудовании. – Тебе тоже показались странными эти игры с траекторией? – так же шепотом спросила Джим – и Ким кивнула: – Никакой ошибки в полицейских коммах быть не могло, они же коммы, а не люди. – Но… Зачем тогда это все? – Не знаю. Но, похоже, похититель изначально двигался в «Оранж-ди» самым коротким путем. На максимальной для Чайлда скорости. Джет сел в космопорту «Оранж-ди» за пятнадцать минут до Чайлда. Ким, окинув взглядом окрестности, выбрала позиции для дронов еще до того, как выпустила их из мультикамеры, и, только окончательно настроив их положение, догнала Джим – «штаб» расположился рядом с диспетчерской космопорта. Да, Ким сделала потрясающую картинку! Пять или шесть прожекторов уперлись в зеркальный купол Чайлда, когда он был всего лишь сверкающей точкой в темном небе над космопортом. На несколько секунд включился комм Чайлда – и в эфире прозвучал голос Тома: – Откройте мою страницу в соцсети! Комм тут же выключился, и Джим в эфир пояснила, что похититель опасается перехвата управления авиакаром. Найти страницу Тома в соцсети было несложно (Ким тоже к ней подключилась) – оттуда шла трансляция с комма мальчика: камера была выключена, работал только звук. И именно со странички ребенка все впервые услышали голос похитителя! – Уберите свет в глаза, если не хотите, чтобы я угробил детей при посадке! Джим пояснила в эфир, что похититель не включает автопилот. С ума сойти – сажать авиакар в темноте на ручном управлении! Полиция пригасила прожектора, направленные в лицо водителю и в зеркала Чайлда, но усилила освещение с боков и сверху. Ким снимала посадку – Джим передавала новости в эфир. И снова со страницы Тома раздался голос похитителя (наверняка все коммы полиции сейчас искали этот голос в идентификационных базах): – Уберите всех из грузового ангара номер сто шестнадцать си. У меня есть тепловизор. Уберите всех. Иначе дети умрут. Вы слышали? Ульф ответил на комм Чайлда (Ким дала в эфир изображение с дрона, сидевшего у нее на плече): – Да. Мы слышали. Через десять минут в ангаре никого не будет. Теперь он руководил операцией. Рядом с ним стояла командир полицейского спецподразделения Тина Фёст – радфемина, крепкая, как мужичок, в майке без лифчика и с волосатыми подмышками. И конечно, Джим со своей пометкой «цисгендер» в личном деле не имела никакого права смотреть на радфемок свысока, а потому старательно опускала глаза в ответ на полный презрения и брезгливости взгляд радфемины. Впрочем, Тина стояла рядом с Ульфом недолго: теперь место приземления Чайлда не вызывало сомнений и ей нужно было расставить по местам своих людей. Ким немедленно отыскала на плане космопорта нужный ангар и направила к нему два дрона из четырех, ведущих съемку снаружи. Ангар выходил на взлетно-посадочное поле – выбор похитителя не был случайным. – В ангаре всего три человека. Какого черта вам на это нужно десять минут? – будто бы даже со смехом спросил похититель. Ульф не стал отвечать. – Для человека, спасающего свою жизнь, похититель удивительно хладнокровен, – сказала Джим в эфир. Чайлд, со всех сторон освещенный прожекторами, повис над ангаром. Цвета, которые отражал его купол, были просто потрясающими! А Ким еще и слегка поворачивала дрон, чтобы показать радужные блики во всей красе. К тому времени, когда Чайлд плавно опустился на крышу ангара, окруженного подразделением Тины (которое, похоже, целиком состояло из радфемок), все четыре дрона Ким уже зависли неподалеку от ангара и Ким показывала Чайлд крупным планом. Теперь полиция не боялась светить похитителю в глаза – свет, отраженный от купола авиакара, сильно портил изображение, несмотря на многочисленные ухищрения процессора мультикамеры. – Ну? Ну же! – сказала Джим в эфир. Ей и самой было любопытно увидеть похитителя. Водительская дверца авиакара поднялась, но сперва в ней показалась Лиз, жмурившаяся от света, и только потом преступник, прикрывшийся телом ребенка, как щитом. Умница Ким дала крупный план – скальпель, лезвие которого прижималось к горлу ребенка. И только показав оружие похитителя, Ким повернула дрон на его лицо. Это был тот же парень в зеленой майке, которого засекли дроны на стоянке торгового центра. Он не мог прикрыть лицо от света – держал на руках девочку и прижимал скальпель к ее горлу, – а потому щурил глаза, что не давало возможности сканировать радужку. Вот интересно, Эрнст мог бы оторвать девятилетнюю Лиз от земли обеими руками? Оторвать бы, наверное, смог, но держать на одной руке столько времени – вряд ли. Он, похоже, брезговал тренажерным залом… Поднялась задняя дверца, и на крыше появился Том, вскинул левую руку с коммом – и с его страницы раздался голос: – Он говорит, что если в него выстрелят, неизвестно, какая рука опустится раньше, левая или правая. Скорей всего левая – и тогда Лиз умрет. – Том, оставайся в авиакаре! Не выходи на крышу! – спокойно и убедительно сказала Таня Ван. – Он ничего тебе не сделает. – Тогда он убьет Лиз. Если я не пойду – он убьет Лиз, – угрюмо ответил мальчик через трансляцию в соцсеть. – Он не убьет Лиз! Не бойся. Если он убьет Лиз, снайпер выстрелит в ту же секунду. Преступник это понимает. Оставайся в авиакаре! – Нет, – упрямо ответил Том. – Я не хочу, чтобы Лиз убили. – Том всегда защищал Лиз, – пояснила Джим в эфир. – Он и теперь чувствует за нее ответственность. Ким дала крупный план комма девочки – он транслировал их прямой репортаж. Ким приближала и приближала изображение: множество детских запястий с коммом, одно мельче другого, уходили вглубь 3D-изображения – выглядело здорово! Внезапно прожектора погасли – объективы дронов мгновенно раскрыли лепестки диафрагм, человеческий зрачок явно от них отставал. Преступник на минуту ослеп и приостановился, – впрочем, ему не дали привыкнуть к темноте, снова врубили прожектора. Но, должно быть, скан радужки полиция сделала. – Я надеюсь, приказа стрелять не будет? – уточнила Джим. – Разумеется, – ответил Эрнст. – Мы не можем подвергать риску жизнь ребенка. Преступник выглядит хладнокровно, но сканирующее устройство показывает его пульс: более ста сорока ударов в минуту. – По-моему, ничего удивительного для человека под прицелом… – пробормотала Джим. – А это ничего, что он нас слышит? – Мы ничего не можем с этим сделать, – вздохнул Эрнст и подмигнул Джим, пользуясь тем, что зрители его не видят. Когда похититель с детьми подобрался к люку, ведущему внутрь ангара, первым на лестницу ступил Том, преступник спускался сразу вслед за ним. – Он требует убрать все дроны из ангара, – раздался голос Тома. – Хрен ему, а не выключенные дроны! – рявкнул в комме Ульфа голос Тины. – Выключите камеры, – спокойно сказал Ульф. – Они нам не нужны. После этого радфемки потребуют химической кастрации не только цисгендерных мужчин, но и активных геев… Ким не стала снимать Ульфа, который с улыбкой посмотрел на Тину: похититель просто не узнает, есть в ангаре дроны или нет, если те не станут летать у него над головой. Ким дала скан похитителя, сделанный полицией в темноте, и, признаться, Джим ахнула прямо в микрофон – настолько неожиданным, не соответствующим происходящему оказалось это лицо. А в комме Ульфа механическим голосом уже отчитывался идентификационный комм: – Это Стив Ларсен двадцати трех лет, инопланетник, разнорабочий грузовика «Мастодонт» с Дикой луны. Грузовик вчера утром прибыл в космопорт «Оранж-ди». По официальным данным, Стив Ларсен не покидал космопорта, его временный комм откликается из туалета в баре «Серебряная звезда». Это было лицо растерянного, испуганного ребенка, а не мужчины-извращенца, серийного убийцы детей… Даже Том не выглядел столь жалко, как его похититель… Впрочем, за секунду до сканирования он оказался в темноте после ослепительно яркого света, его замешательство неудивительно, как и выступившие на глазах слезы. Ким дала крупный план вчерашнего скана инопланетника в момент выхода из грузовика на территорию порта: тут он не был растерян, даже наоборот – совершенно спокоен, но выглядел еще более юным и наивным. И… Джим показалось, что она где-то видела это лицо. Это или похожее. И видела совсем недавно. – Надо же, совсем еще мальчик… – непроизвольно выдохнула она в эфир. – Рост шесть футов и два дюйма, – как бы между прочим заметил Ульф, и Ким показала скан парня в полный рост. Наверное, надо было вернуться к приему гормонов, чтобы не испытывать влечения к хорошо сложенным инопланетным извращенцам… Ким показала убранный трап грузовика «Мастодонт» и резко, с разворотом на широкий угол, отодвинула дрон назад и вверх – как она все же здорово умела снимать! – и всем, в том числе Джим, стало ясно, что ангар сто шестнадцать си находится ближе всех к «Мастодонту» – около двухсот пятидесяти ярдов по открытому взлетно-посадочному полю. Ким молча показала Джим изображение на комме – страница Саши Новака, первого пропавшего ребенка! Инопланетника, сына беженцев с Дикой луны! – Эрнст, как вы объясните расхождение факта с вашим последним вероятным профилем преступника? – спросила Джим, открывая страницу Саши у себя на комме. Пусть Эрнст течет мыслью по древу. – Никакого расхождения нет. На Дикой луне естественные сексуальные стремления людей подавляются с самого раннего детства. Нет ничего удивительного в том, что естественные стремления переходят в неестественные и прорываются наружу едва ли не сразу после пубертата, на гормональном пике. Еще одно доказательство того, что оголтелая гомофобия, процветающая на Дикой луне, ведет к плачевным результатам. Кроме того, принятое там воспитание детей жестоко подавляет ребенка, попирает его права. Там нет запрета даже на телесные наказания! Ребенок беззащитен перед собственными родителями! Да, Джим не ошиблась – лицо инопланетника напоминало скан Саши Новака. Джим перелистнула страничку в поисках близких друзей – первым в списке стоял брат Стив Ларсен, и скан, размещенный рядом, исключал совпадение или ошибку. Похититель детей был родным братом первого из пропавших мальчиков. – Но он совсем не похож на серийного убийцу! – сказала Джим, собираясь попросить Ким вывести в эфир страницу Саши. Это надо подать… Это такая «фитюлька», которая взорвет сеть! – За редким исключением никто из серийных убийц не похож на преступника, чаще наоборот: настоящий серийный убийца реже других оказывается под подозрением. Вместо привычного голосового сообщения на экране комма у Джим высветилось текстовое: «Погодите с сенсациями». Оно было анонимным, но почему-то не возникло сомнений в том, что его автор – Эрнст. Джим отодвинула сообщение в сторону, открывая список Сашиных друзей, и обомлела: брат Стив Ольсен. И совсем другой скан – черноволосого парня с узким лицом, нисколько на младшего брата непохожего… Да, их с Ким едва не посадили в лужу… И можно сколь угодно громко орать в эфир о подлоге и брызгать слюной в 3D-объектив дрона – от этого никто им не поверит. А в случае даже косвенного обвинения планетарного бюро штрафы превысят доходы от репортажа. В столь напряженный момент трансляцию прервать нельзя – зрители такого не прощают, можно год-другой просидеть без эксклюзивов, – но посоветоваться с шефом очень хотелось. Впрочем… Она испугается. Не даст добро на противостояние с планетарным бюро – на то есть другие новостные ресурсы, рейтинг которых недаром никогда не поднимается выше плинтуса: теории заговора – это моветон. Значит, Ким права: инопланетник Стив Ларсен гнал авиакар в «Оранж-ди» по кратчайшему пути с максимальной скоростью. И аналитики это знали – или подозревали. Есть, конечно, вероятность, что похититель не простил родителям бегства с Дикой луны, нашел и убил своего младшего брата, после чего вошел во вкус и решил убивать товарищей брата по секции спортивного ориентирования… Но что-то подсказывало Джим, что это не так. Вот откуда этот странный запрет на упоминание Посвящения в репортажах: чтобы кто-нибудь умный, услышав, что все пятеро детей исчезали перед переориентацией, не сделал соответствующий вывод. Нет сомнений, аналитики давно знали, с кем имеют дело… Эрнст что-то плел в камеру (о диких нравах Дикой луны), а Ким тем временем показывала сканы цисгендерного инопланетника с атлетической фигурой и мальчишеским лицом – и каждый скан доказывал как минимум половине зрителей, что тотал-трансгендер напрасно сотрясает воздух… И Ким подлила масла в огонь, выдав в эфир изображение Эрнста, – контраст впечатлял… – Уймите этих сук! – заверещала Тина из комма Ульфа – чувствительный микрофон поймал нецензурное слово и вставил вместо него противный писк. «Сама такая», – злорадно подумала Джим и пожалела, что не показала ее волосатые подмышки крупным планом. – Ты, ушлепок! Я порву тебя на куски своими руками! – дикой кошкой взвыла Тина. У Хильди угроза получилась лучше, убедительней. Наверное, потому, что Хильди защищала детей, а Тина просто ревновала аудиторию к симпатичному загорелому парню. Джим вызвала комм Тины и спросила: – Надеюсь, полицейские не пойдут на штурм ангара? И Ким как бы невзначай дала ее лицо в эфир – снятое короткофокусным объективом дешевенькой камеры комма. Кроме огромного носа в глаза бросились мохнатые невыщипанные брови, короткие ресницы маленьких ненакрашенных глаз. А не надо было смотреть на Джим с отвращением! И называть ее сукой в прямом эфире тоже не следовало… Тина начала с фразы, которую микрофон превратил в надсадный писк, прерываемый лишь предлогами. – Тина, ты в прямом эфире, – напомнила Джим. Ким подключила изображение с полицейских тепловизоров. Вместо Тины заговорила другая радфемина – быстро и связно. – Как видите, складское помещение, где укрылся маньяк, со всех сторон окружено полицейскими спецподразделениями, однако пока решение идти на штурм откладывается: ангар загроможден контейнерами, подготовленными к погрузке. Это настоящий лабиринт, в котором трудно ориентироваться, даже имея план расположения контейнеров, несмотря на то, что передвижения маньяка и детей отслеживаются при помощи тепловизоров. Оба ребенка живы, передвигаются самостоятельно. – Я не вижу скальпеля, прижатого к горлу девочки, но дети не стремятся скрыться в лабиринте контейнеров, – заметила Джим. – Дети напуганы и подавлены, в этом нет ничего удивительного: рядом с вооруженным сумасшедшим и я побоюсь сделать лишнее неосторожное движение, – вставила Таня Ван. Вместо ответа Ким снова дала в эфир скан «вооруженного сумасшедшего» – на этот раз с обезоруживающей улыбкой. И где только она откопала этот скан? Наверное, с дронов космопорта. – Замолчите все… – тихо сказал Ульф: со страницы Тома раздался голос Стива Ларсена, сегодняшнего лидера таблиц популярности. – Уберите полицейских от ангара. И освободите дорогу к трапу «Мастодонта». Если хоть один человек подойдет ко мне ближе, чем на двести ярдов, – или мне покажется, что он находится ближе, – я убью девочку. И у меня останется мальчик. Мне нечего терять… Ким дала изображение грузовика – «Мастодонт» выдвигал широкий трап. – Если дети останутся в живых, мы гарантируем вам жизнь, – повторил предложение Ульф. – Жизнь в тюрьме для извращенцев? – процедил парень. – Нет, спасибо. Ульф знает, что Стив Ларсен никого не убьет… Тогда почему не отдает приказ штурмовать ангар? Желает победы похитителю? Вряд ли. Нет. Если он отдаст приказ идти на штурм, самые умные догадаются, что «серийный убийца» никого не собирается убивать, а прочие дебилы решат, что планетарное бюро рискует жизнью детей, поднимая собственный рейтинг. – Ты, ушлепок! Я тебе гарантирую снайперский выстрел в голову, если ты только появишься на летном поле! – вставила Тина. – Лучше выходи из ангара с поднятыми руками! – Я все сказал. Если через пять минут на моем пути будет стоять хоть один полицейский… одна полицейская… – я убью девочку. Время пошло. – Тина, отводите людей, – спокойно сказал Ульф. – Но если у снайпера будет возможность уничтожить похитителя и не задеть ребенка – пусть стреляет. Наверное, и Тина, и ее снайперы понимали, что с ними будет, если девочка погибнет в прямом эфире, – независимо от того, снайперский луч ее убьет или скальпель похитителя. Да, рейтинг такого репортажа взлетит до небес – можно будет больше никогда не работать, жить с лайков и цитат… Джим покоробило от этой мысли, она даже тряхнула головой, стараясь ее прогнать. Нет, нет… Не нужно такого богатства, честное слово, – не нужно! Пусть эта маленькая тихая девочка с ярко выраженной гендерностью останется в живых! Что угодно – пусть она живет! Ким снова показала трап «Мастодонта» – на нем стояли люди. Человек пятнадцать цисгендерных мужчин – как на подбор высоких, широкоплечих космолетчиков. Может, на Дикой луне и были мужчины вроде Джесса Ли, но, должно быть, на грузовиках они не летали. И Ким дала космолетчиков крупным планом – вперед протиснулась цисгендерная женщина, бортпроводница в форме, которая необычайно ей шла. На каблуках. Джим никогда не посмела бы появиться в сети с ее прической, хотя в ней и не было ничего вычурного – просто длинные волосы, убранные назад и вверх шпильками. Но как великолепна была шея женщины, как изящно выглядела ее голова… А кажется, побрей голову – и должно получиться так же, но почему-то получается совсем иначе: как у мальчика с торчащими в стороны ушами. Кстати, в ушах женщины сверкали сережки со спускавшимися вниз тонюсенькими цепочками – и подчеркивали безупречную форму лица. Джим на глаза едва не навернулись слезы: у нее никогда не будет таких сережек. Она никогда не посмеет выйти на улицу с высокой прической… Она никогда не наденет узкую короткую юбку с туфлями на каблуках – потому что побоится сменить свою «цисгендерность» на «выраженную гендерность». – Полицейские отошли на требуемое расстояние, – сказал Ульф в эфир. – Условие похитителя выполнено. Но я еще раз предлагаю похитителю сдаться, чтобы не подвергать риску ни собственную жизнь, ни жизнь детей. Даже самый меткий выстрел может задеть ребенка. О чем это он? Джим уже раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, но Ульф приложил палец к губам – и она поняла. Это бюро угрожает похитителю смертью ребенка, а не наоборот! Охренеть… Вот другого слова и не подобрать… Интересно, кто-нибудь еще это понял? Впрочем, никто из зрителей не знает, что Стив Ларсен – старший брат первого из пропавших мальчиков… Ким дала в эфир панораму ангара сто шестнадцать си, с четырех сторон, – чтобы похититель удостоверился в том, что полиция не прячется где-нибудь за углом. Впрочем, у него был тепловизор… В полном молчании приоткрылись освещенные прожекторами ворота ангара – первым на пластик летного поля вышел Том Макгрегори. Стив Ларсен шел следом и держал девочку на руках – она обнимала его за шею и прижималась щекой к его щеке. Надо быть чудовищем, чтобы стрелять в голову похитителя, – луч заденет ребенка с вероятностью процентов семьдесят… В руке у инопланетника был скальпель, острие которого упиралось девочке под подбородок. Даже если ребенка не заденет луч снайпера, при падении Стива Ларсена скальпель воткнется в ее шейку… Тишина вокруг давила – чего доброго, зрители решат, что у их коммов вышли из строя звуковые карты… Стив Ларсен двинулся вперед – теперь Том шел позади него, как прикрытие. В ухе зашипел голос шефа, показавшийся оглушительным в полной тишине: – Не молчи, Джим, говори хоть что-нибудь! Давай: что вижу, то пою! И Джим заговорила. – Похититель преодолел пятьдесят ярдов из двухсот пятидесяти… Я уверена: снайпер не посмеет выстрелить. «Слышишь, парень? Они не посмеют выстрелить в прямом эфире! Точно не посмеют, не верь угрозам!» Вдруг мысли все же передаются на расстоянии? И Джим «выкрикнула» эту мысль так громко, как только могла. – Посмотрите, как доверчиво девочка прижимается к щеке похитителя: ребенок напуган до такой степени, что не различает врагов и друзей. Мальчик идет за злоумышленником след в след, не отставая ни на шаг. Сейчас он мог бы бежать назад, не опасаясь угроз похитителя: смерть девочки означает мгновенную смерть Стива Ларсена. Том, ты наверняка меня слышишь. Том, ты можешь бежать назад, к ангару! Том! Мальчик огляделся по сторонам – голос Джим он слышал из комма на запястье Лиз, но, наверное, догадывался, что смотрят на него не оттуда. Нет, он не замедлил шаг – так же наступал похитителю на пятки. И даже не покачал головой. – Сто ярдов из двухсот пятидесяти. На трапе «Мастодонта» собираются люди. Они безоружны. Чудовища! Вглядитесь в их лица: они не просто готовы помочь преступнику, они явно желают ему победы. Неужели ненависть к Метрополии в их сердцах столь сильна, что они готовы встать на сторону убийцы детей? Я не верю в столь яростную ненависть: есть ценности, стоящие выше идеологических распрей. Ким давала лица «чудовищ» крупным планом. – Он прошел больше половины пути до трапа. Неужели полиция позволит маньяку покинуть планету? Девочка все еще обнимает маньяка за шею, прижимается к его щеке щекой, она совершенно его не боится! Странное поведение ребенка не позволяет стрелять на поражение. Будто не маньяк прикрывается ребенком, а ребенок прикрывает маньяка! – Кто-нибудь заткнет рот этой идиотке? – снова взвыла Тина. – Ты, ушлепок! Еще двадцать шагов – и я даю команду стрелять на поражение! – Стив Ларсен что-то говорит мальчику. Тот сосредоточенно кивает, а потом задирает лицо вверх, смотрит на маньяка. Но что это? Почему преступник ставит девочку на землю? Боже, он боится, что снайперский выстрел заденет ребенка! Нет, парень, нет, не делай этого! Они не посмеют стрелять в прямом эфире! Он слышит меня! Вы видите? Он отвечает: еще как посмеют. Он усмехается. – Вырубите ее сучий микрофон! Как угодно, хоть выстрелом! Щас тебе, волосатая… Индикатор продолжает мигать красным – идет прямая трансляция. Ким дает крупный план упавшего на пластиковое покрытие скальпеля. Еще крупней, еще… Теперь всем видно, что лезвие скальпеля запаяно в оргстекло. – Похититель одергивает курточку девочки. Выпрямляется… Поднимает руки. Он отпускает заложников! Он их отпускает! Дети бегут со всех ног… к грузовику «Мастодонт»! С места срывается полицейский турбокар и движется им наперерез, но уже очевидно, что перехватить детей он не успеет! Если сейчас выстрелит снайпер, я лично добьюсь громкого разбирательства: все видели, что похититель отпустил заложников и поднял руки! Все видели, что дети шли рядом с ним добровольно, и только страх за жизнь детей заставил преступника сдаться! Двое из них спасены, но кто спасет сотни тысяч других детей? Дети пересекают государственную границу, с разбегу взлетают на несколько ступенек вверх по трапу «Мастодонта». Женщина ловит девочку в объятья, Лиз оборачивается и плачет. Тома окружают мужчины с грузовика, он тоже оглядывается и старается избавиться от объятий – готов бежать назад, на помощь Стиву Ларсену. К преступнику приближаются полицейские, эти синие молнии – выстрелы из нелетального оружия, но их слишком много. Преступник навзничь падает на пластик летного поля. Рискуя своей жизнью, перечеркнув свое будущее, этот парень позволил детям добраться до территории, где им не грозит переориентация! Что же это за страшная процедура, которую проходит двадцать процентов наших детей? Ратуя за терпимость к инакости, возводя в культ индивидуальность каждой личности, мы готовы каленым железом выжигать из наших детей эту самую индивидуальность – ту, которая нас почему-то не устраивает! Наших детей обнимают совершенно чужие им люди, люди, которых мы привыкли причислять к своим идеологическим противникам! Наши дети спасены от нас! Девочка проявляла ярко выраженную гендерность, отсутствие стремления к успешности и склонность к стадности – не хотела заниматься боксом… У мальчика обнаружили то же отсутствие стремления к успешности и склонность к агрессии: он кулаками защищал не желавшую драться девочку, наплевав на самого себя! Бессилие психологов и воспитателей выливается в простенькую процедуру: переориентация! Что может быть проще – немножко подкорректировать поведенческую матрицу, чтобы девочка стала похожа на тех отважных потных полицейских с небритыми подмышками, которые минуту назад стреляли электрическими зарядами в безоружного человека с поднятыми руками. Чтобы мальчик стал похож на то ничтожество, каким его рисует полицейский психолог: не способным оказать минимальное сопротивление насилию! Дети, похищенные серийным убийцей, – первая версия, наиболее вероятная. Желание насиловать и убивать детей мы считаем более естественным, чем самопожертвование, объявленное психической патологией. Обилие сумасшедших маньяков, готовых насиловать и убивать детей, не есть ли придушенная в детстве агрессия, не прямое ли это следствие переориентации?.. Джим вдохнула, намереваясь и далее продолжать свою пламенную речь, но случайно обратила внимание на индикатор: он мигал желтым – шла запись. Наверное, давно… Ким продолжала снимать – видеозапись останется, ее можно будет выложить в сеть… Но и ребенку ясно, что число просмотров не превысит трех-пяти тысяч… Парень был жив, пришел в себя, но еще не мог двигаться самостоятельно: чтобы погрузить его в полицейский авиакар, двое радфемин в гендерно-нейтральной форме без лифчиков с трудом подняли его с асфальта под руки – Стив Ларсен был заметно выше обоих женщин и существенно тяжелей. Киднепинг, захват заложников – это пожизненное заключение в тюрьме класса «А». Завтра Джим объявят ненормальной и уволят. Ну и черт с ней, с этой работой, – зато можно будет купить себе такие же сережки, как у бортпроводницы «Мастодонта». Дети поднимались по трапу внутрь грузовика – завтра Метрополия выкатит претензии Дикой луне, но Дикая луна покажет в ответ большой мужской цисгендерный фак. И чтоб вы все им подавились! 27 апреля 2018 г.