огонек
конверт
Здравствуйте, Гость!
 

Войти

Поиск

Поддержать автора

руб.
Автор принципиальный противник продажи электронных книг, поэтому все книги с сайта можно скачать бесплатно. Перечислив деньги по этой ссылке, вы поможете автору в продвижении книг. Эти деньги пойдут на передачу бумажных книг в библиотеки страны, позволят другим читателям прочесть книги Ольги Денисовой. Ребята, правда - не для красного словца! Каждый год ездим по стране и дарим книги сельским библиотекам.

Группа ВКонтакте

27Авг2009
Читать  Комментарии к записи Читать книгу «Вечный колокол» отключены

Глава 14. Иессей

Млад вернулся домой, так и не добравшись до торга. Дитя спокойно дремало в люльке, Дана спала, вытянув руку, чтобы покачивать колыбель. Ширяй теперь не читал – учился писать левой рукой, изгваздав чернилами весь стол: эта наука давалась ему тяжело. Он сгибался в три погибели и высовывал кончик языка.

– Мстиславич? – шепотом спросил парень. – Ты чего так рано?

– Ширяй… – Млад сглотнул – ему надо было поделиться с кем-то, надо! Он не мог держать этого в себе!

– Случилось что?

– Не знаю. Я сам себе не верю, – Млад прикрыл дверь в спальню, чтобы не разбудить девочку.

– Ты никогда не веришь сам себе, – усмехнулся парень.

– Ширяй… Я думал всю дорогу… Этого не может быть. Или я круглый дурак, или…

– Ты скажешь когда-нибудь, что произошло? Или так и будешь мямлить, как обычно?

– Скажу. Я только что видел князя.

– Ну и как? – губы Ширяя презрительно изогнулись. – Он уже принял крещение?

– Нет, еще нет. Дело не в этом. Ширяй, у него никакая не падучая. У него шаманская болезнь… – шепотом сказал Млад, словно боялся произнести это вслух.

– Как? – парень поднялся на ноги. – Откуда?

– Я не знаю, откуда. Возможно, его дед по материнской линии был шаманом. Мы ничего не знаем о его матери, она умерла, не прожив с князем и года. Он привез ее откуда-то с севера. А может, боги выбрали его по другой причине. Но ты же понимаешь, я не могу ошибиться!

– Конечно, не можешь! Я помню, ты на меня всего раз взглянул и сказал, что забираешь к себе.

– Я держал его за руку. Я не могу ошибиться. Но тогда… Неужели ошибся доктор Велезар? Он же знает, как выглядит шаманская болезнь, а он рассказывал мне, подробно рассказывал… Он лечит князя с весны, неужели ему даже в голову не пришло? Этого просто не может быть.

Ширяй обошел стол, добрался до двери и задвинул засов.

– Мстиславич… – сказал он тихо и сел напротив. – Мстиславич, то, что ты сейчас сказал… Ты понимаешь, что это значит?

Млад покачал головой – он не хотел этого понимать. «Здоровье князя уже не в моей власти». Разве не то же самое доктор повторил ему, когда убедил не искать с Волотом встречи? Млад подумал вдруг, что Вернигора вовсе не остается правой рукой князя… И о Боруте князь не знает, и о своем воеводе…

– Здоровье князя уже не в моей власти… – повторил он вслух, задумавшись.

– Что? Что ты сказал? – переспросил Ширяй и придвинулся вперед.

– Это было в моем видении на Городище, год назад, – вздохнул Млад.

– А ну-ка быстро повтори! Повтори все сначала еще раз! С самого начала, то, что ты говорил Белояру! Я помню, мы сидели здесь, и ты говорил с Белояром, помнишь? Я еще удивился, что он не выгнал нас с Добробоем! Он просил тебя рассказать то, чего не было в грамоте, помнишь? Давай, Мстиславич! Вспоминай!

– Я все помню, Ширяй. В моем видении было сожаление хана Амин-Магомеда, как будто он хотел, но не успел убить князя Бориса. Это самое главное.

– Нет. Потом. В конце. Помнишь, ты еще повторял, что на границе видения у всех были разными, и это ничего не значит, полная околесица! Ну? Что там было? Ты рассказывал Белояру, я помню, что-то про постель, похожую на погребальный костер!

– Да. И полог был похож на стоящую на костре домовину. Доктор Велезар вышел из спальни и сказал: «Здоровье князя уже не в моей власти». А потом князь отхлебывал яд из кубка, каждый день по маленькому глотку, и каждый день – за свое здоровье… И всходил на погребальный костер с этим кубком в руках…

Они помолчали оба, обдумывая сказанное, а потом снова заговорил Ширяй:

– За свое здоровье каждый день он мог пить только лекарство.

Млад кивнул.

– Мстиславич… – парень прикрыл рот рукой, словно в испуге. – Белояра убили не потому, что он хотел сказать о лживом гадании. Все и без него это поняли, ради этого не надо было его убивать… Он понял, он год назад понял, что ты увидел правду. Ты один увидел всю правду! Всю, понимаешь? От начала до конца. А это значит… Это значит, доктор Велезар…

Ширяй вдруг икнул и замолчал.

– Ну? – Млад и так понял, что хочет сказать парень, но сам не решался произнести этого вслух.

Ширяй покачал головой. А Млад вспомнил прикосновение паутины, которая тронула его, едва доктор взял его за руку. Тогда, на Городище. Велезар накинул паутину на его голову, а потом так же ловко снял. И Белояр этого не заметил. А это значит, что он много сильней Белояра, много сильней.

Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом…

– И мазь, Мстиславич, мазь! – Ширяй словно прочитал его мысли. – Кто еще мог подсунуть тебе эту мазь от ожогов? И… Мстиславич! Он же трогал твое плечо! Помнишь, доктор Мстислав хотел узнать, кто трогал тебя за плечо? Ты еще тогда спрашивал у Велезара, нет ли у него способностей к волхованию! Помнишь?

– Помню, Ширяй…

Парень вскочил на ноги.

– Я убью его! Я поклялся, что найду его и убью! Это он, это он приходил на вече, он притворялся призраком Белояра! Он убил князя Бориса! Он убил Смеяна Тушича! И он теперь убивает князя Волота!

– Тихо. Не ори, – Млад прикусил губу. – Князя Волота убивает зов богов. И Перун говорил, что огненный дух снова появляется в белом тумане. Они воспользуются его болезнью, пообещают ему спасение. Не цепочка случайностей ведет Новгород под тень чужого бога… Так сказал Перун. Князь не успеет понять, он умрет, если не ответит на зов.

– В Новгороде говорят, он пообещал окрестить всю Русь за свое спасение… – Ширяй презрительно поморщился.

– Ты помнишь себя во время шаманской болезни? Особенно до встречи со мной?

– Помню, Мстиславич. Ты прав, я не был самим собой. И особенно страшно оттого, что ничего не понимаешь. Белый туман, духи… Я не сомневался, что они хотят забрать меня к себе, что так и выглядит смерть.

– И он не понимает. А вокруг него – Чернота Свиблов, которому давно заплачено за это крещение, Борута, и Градята, и… Иессей. Доктору Велезару нельзя не верить, Ширяй. Помнишь, как ты им восторгался? Помнишь, как часами ждал, когда он скажет тебе хоть слово?

– Помню. За это я его и убью. За то, что он лжец.

– Я думаю, убить его не так просто, – горько усмехнулся Млад. – Можно, конечно, понадеяться на чудо, но чудес, к сожалению, не бывает… Вот и однорукий кудесник не послушал тебя…

– Мстиславич. Ты можешь мне не верить, но чудеса бывают, – Ширяй неожиданно сел и стал совершенно спокоен. – Мне кажется, нужно очень сильно хотеть, и тогда все задуманное исполнится.

– Ширяй, боюсь, ты ошибаешься. И… Я очень тебя прошу… Как бы мне ни хотелось вернуть Добробоя, силой только моего желания он не вернулся. Я не хочу так же сильно желать твоего возвращения, понимаешь?

– Но мы же должны что-то сделать! Или ты предлагаешь сидеть тут и ждать, чем это закончится? Когда князь Волот окрестит всю Русь? Кто рассказывал мне о лике Хорса, который скатится в Волхов? Боги помогут нам!

– Послушай… – Млад покачал головой. – Это наивно. Никогда не стоит надеяться на богов. Почему ты решил, что они должны нам помогать? Они и без этого помогли нам.

– Знаешь, я читал какую-то латинскую книгу, – сказал вдруг Ширяй, – там рассказывалось о беззакониях, что творятся на земле. И, представляешь, человек, который ее написал, сделал очень странный вывод: если их христианский бог допускает все эти жестокости, значит, его не существует. Или он не настолько всемогущ, как все вокруг утверждают. Я тогда очень удивился: с чего это он решил, что бог им что-то должен? Если с такими мерками подходить к богу, надо не почитать его, а проклинать, причем на каждом шагу.

– Вот именно. Ты хочешь уподобиться этому латинянину?

– Нет, это я вспомнил к слову. Они мне кажутся какими-то глупыми. И книги у них глупые. Сначала они предполагают, что их бог всемогущ, а потом пытаются делать на этом основании какие-то выводы. Нелепо, не правда ли?

– Нелепо, – согласился Млад.

– И ты хочешь, чтобы и мы жили так же нелепо, как они? Ты хочешь, чтобы каждая книга, написанная в нашем университете, начиналась с утверждения: бог всемогущ? Боги помогут нам, я знаю, я чую, ты веришь мне? – Ширяй вскинул глаза. – Я же чую иногда, как с тем оберегом по дороге из Изборска. Они не могут нам не помочь!

– Да почему же? – воскликнул Млад. – С чего ты это взял?

– Потому что это неравный бой! Потому что у них есть избранный из избранных, а у нас нет!

– У нас он тоже есть. И не боги виноваты в том, что он пожелал остаться смотреть на воду Белого озера.

– Мстиславич, ты не веришь в чудо! – усмехнулся Ширяй.

– В чудеса можно верить, но нельзя на них полагаться. Это большая разница.

– А вдруг однорукий кудесник передумал и уже подходит к Новгороду? А вдруг со дна Ильмень-озера поднимется Ящер и проглотит Иессея? А вдруг Перун спустится из Ирия и убьет его молнией? – Ширяй рассмеялся. – Ты не веришь в чудо, Мстиславич!

– Я не понимаю, почему ты смеешься, – покачал головой Млад.

– Я и сам не знаю, – насупился Ширяй, – я не понимаю, что со мной… Мне… Мне почему-то плохо, Мстиславич… Мне кажется, я схожу с ума… В этом нет ничего смешного. Мы должны что-то сделать…

Он поднялся из-за стола и направился к своей спальне, но не дошел всего трех шагов – упал на пол, как мешок, с грохотом опрокинув два пустых горшка с лавки. Тут же за стенкой заплакал младенец, и Млад услышал встревоженный голос Даны.

Он подбежал к ученику и поднял ему голову: тот был без сознания. Млад брызнул ему в лицо водой и попытался поднять, чтобы переложить на лавку. Но правое плечо потянуло так сильно, что он побоялся это сделать. Впрочем, Ширяй очнулся очень быстро: распахнул глаза, и Млад увидел, что зрачки у него расширены почти на всю радужку.

– Что с тобой? Ты не ушибся? – Млад протер ученику лицо мокрой рукой.

– Ничего. Мне что-то стало нехорошо. Я… я пойду лягу.

 

На следующее утро Ширяй раскопал где-то чертеж Новгорода, взятый у Вернигоры, на котором были расставлены красные и черные кресты.

– Смотри, Мстиславич! – сквозь зубы процедил он. – Они воплощают то, что нарисовано на их бумаге! Пять церквей поставлено там, где стоят красные крестики! Вот я их сейчас обведу… Только шестая не на месте. Говорят, они хотели убрать капище Хорса, но Совет господ не позволил. Вот и поставили шестую рядом…

Он макнул перо в чернильницу с киноварью, но посадил на бумагу две кляксы и выругался.

– Ничего, я научусь… – проворчал он злобно, – я всему научусь…

– Поставь подсвечник с другой стороны, – посоветовал Млад, – иначе тень от руки заслоняет тебе то, что ты пытаешься написать.

Ширяй опустил перо и переставил свечи на другую сторону.

– На самом деле лучше. Мстиславич, ты придумал что-нибудь?

Млад придумал. Он не мог уснуть всю ночь, и в голове у него созрело кое-что – столь же невероятное, как и предположения Ширяя о Ящере и Перуне. Но посвящать в это своего ученика он не собирался.

– У меня есть предложение, – ответил он Ширяю. – Давай надеяться на чудо. Если за три дня чуда не произойдет, тогда мы предпримем что-нибудь сами.

– Крещение назначено на послезавтра, – Ширяй посмотрел на Млада исподлобья.

– Оно ничего не изменит. Три дня. Пообещай мне, что ты сам без меня ничего не станешь делать.

– Хорошо. Но и ты пообещай мне, что без меня ничего не предпримешь, а?

Млад пожал плечами – лгать ему всегда было трудно, но на этот раз ложь того стоила.

– Я обещаю, – выговорил он, едва не подавившись этими словами.

 

Он уповал только на лед Волхова. Никто бы не решился выехать на лед сейчас, когда он еще столь тонок. Никто, кроме волхва – предсказателя погоды. Ему достаточно было посмотреть на Волхов, чтобы понять: лед выдержит коня. А если он выдержит одного коня, то выдержит и тройку, которой запряжены сани князя.

Это было безумием, настоящим безумием, и уповать стоило только на чудо, о котором так уверенно говорил Ширяй. А впрочем… почему именно чудо? Удача! Удача – то, что боги дают тому, кто не стоит на месте! И еще затемно в день крещения князя Млад пошел на университетское капище, пожертвовав Перуну петуха, а Дажьбогу – пшеничных колосьев.

Перед выходом из дома он долго всматривался в лицо Даны и младенца. Девочку назвали Мстиславой, в честь деда. Она выросла за этот месяц, кожа ее побелела, щеки зарумянились и стали пухлыми – она перестала так сильно напоминать Млада, в ней проступили черты Даны, но все вокруг говорили, что это, несомненно, дочь своего отца. Млад вспоминал день ее рождения и не мог понять: как сразу не почувствовал того, что начал чувствовать теперь? Чудо. Вот настоящее чудо этого мира – переплетение двух людей в одном маленьком существе. И если он не вернется, если не сможет осуществить задуманного, рано или поздно эта девочка продолжит род Рыси.

Млад ощущал такое же возбуждение, как перед боем, – ни страха, ни сомнений он не испытывал. Священный трепет идущего на смерть… Он улыбнулся сам себе. Жребий, от которого не уйти, или будущее, которое можно творить своими руками? Судьба или Удача?

Дорога от Городища к Новгороду шла вдоль берега и только на подходе к торговой стороне приближалась к Волхову вплотную. Млад взял шапку Ширяя – пожалуй, отсутствие рыжего треуха сделало его неузнаваемым надежней, чем надетая личина. Он вошел в Новгород не таясь, никто не смотрел ему вслед, никто не вглядывался в его лицо. Людей было много, толпа собиралась по обеим сторонам дороги – взглянуть на князя. Млад прислушался к разговорам: новгородцы спорили о крещении – в чем польза этого шага, в чем вред. Многие соглашались с князем, многие возмущались, кто-то жалел Волота, особенно женщины, кто-то, наоборот, ругал его, как это делал Ширяй.

Млад прошел мимо торга и добрался до того места, где дорога спускалась к берегу. Там толпы не было, все держались ближе к Великому мосту.

Ждать пришлось недолго: санный поезд показался издали, впереди него пешими шагали два жреца чужого бога – их одеяния золотом блестели на солнце и слепили глаза. В руках один из них нес огромный крест, приподнимая его над головой, а другой прижимал к груди изображение богини с младенцем на руках, оправленное в толстую золотую раму. За ними ехали сани Волота, запряженные тройкой белых лошадей, за ними – множество боярских саней, рядом с которыми тоже двигались разодетые христианские проповедники, и замыкала шествие дружина, числом не менее сорока человек. Млад, всмотревшись, впереди них увидел Градяту – в долгополой шубе, отделанной светлым мехом, поверх доспехов, в яркой шапке и с мечом в дорогих ножнах. Под ним был тяжелый черный конь, взятый в Изборске, и Млад посчитал это добрым знаком – на таком коне выехать на лед будет еще страшней.

Правил санями князя его дядька – весь Новгород знал пестуна Волота. На глазах старика блестели слезы, словно он вез своего воспитанника в последний путь.

Сила идущего на смерть шевельнулась в груди – как когда-то на вече. Млад вскинул руку и шагнул навстречу поезду.

– Остановитесь, – сказал он и увидел, как поднял голову Градята. Но до него было не меньше сотни саженей. Два жреца замерли, раскрыв рты, дядька князя потянул на себя вожжи. Волот, приподнявшись, с удивлением посмотрел на Млада, но тут же рухнул обратно в мягкие шубы, устилавшие сани.

– Слезай, дедушка, – сказал Млад старику, – теперь я повезу твоего мальчика.

Дядька не посмел не послушать – слезы вдруг высохли на его глазах, в них появилась угасшая было надежда. Он кивнул, впившись глазами в Млада, и поспешно сошел на дорогу, протягивая Младу кнут и вожжи. А Градята тем временем уже рванулся вперед, погоняя тяжелого коня, – только дружинники не торопились следовать за ним. Млад вскочил на передок и пронзительно свистнул, лошади сорвались с места, и жрецы едва успели отпрыгнуть в стороны, когда сани, перевалившись через сугроб, выкатились на тонкий лед Волхова, присыпанный снегом. Млад свистнул еще раз и взмахнул кнутом: теперь его могла спасти только быстрота!

Градята не посмел выбраться на лед и мчался вдоль берега, дружина догоняла его. Люди бежали с их пути, никто не разобрался, что произошло, кто-то из новгородцев выскочил на Волхов, пытаясь нагнать Млада, но не сумел.

Сани неслись по тонкому льду, и тот прогибался под мерными ударами копыт – тройка, звеня бубенцами, неслась вперед. Млад стоял, широко поставив ноги, свистел и размахивал кнутом.

Безнадежно… Еще немного, и дорога начнет подниматься вверх, на крутой берег, и тогда Градята догадается выйти на лед… Ему больше ничего не останется. И лед выдержит – никто, кроме Млада, не знал этого наверняка.

Он расстегнул полушубок: нечем было дышать. Ветер ударил в грудь, северный ветер, полы полушубка отбросило назад, и шапка Ширяя слетела с головы в сани.

– Быстрей, милые! – кричал Млад коням. – Быстрей!

Всего восемь верст… До университета – всего восемь верст. А там… А там – посмотрим! Новгород остался позади, крики неслись вслед саням, летящим как птица.

Ровно год назад он вез этой дорогой мальчика и сзади его догоняли сани жрецов. Теперь не сани – верховые преследовали его. Его изрубят на куски, а мальчик умрет. Жребий или будущее? Судьба или Удача?

– Быстрее! – кричал он лошадям.

Ветер крепчал, трещал и гнулся лед, копыта лошадей отбрасывали снег Младу в лицо.

– Куда ты меня везешь? – тихо спросил Волот.

– В университет.

– Зачем? Зачем ты это делаешь?

– Тебя зовут родные боги. Тебе надо лишь ответить на их зов, и ты будешь жить.

– Ты лжешь.

– Волхвы не лгут, – крикнул Млад, не оглядываясь. – Это не падучая, это шаманская болезнь. Я видел ее сотни раз. Я не меньше двадцати шаманят подвел к пересотворению.

Сизая туча показалась на небосклоне, Млад не ждал ничего подобного. Он и ветра не предвидел – ясная морозная погода должна была держаться недели две. А туча катилась навстречу быстро, клубилась и чернела на глазах. Далекая зарница вспыхнула на ее темно-синем боку – Млад думал, ему привиделось: слепящее солнце светило сбоку, и от снежного сияния болели глаза.

Градята побоялся выехать на лед и повел дружину по высокому берегу, в объезд. Удача!

– Это не может быть шаманской болезнью. Сам доктор Велезар лечит меня. Он меня спасет. Он и христианский бог. Они обещали, – всхлипнул князь.

– Они обманули тебя, мальчик, – зло ответил Млад, нахлестывая лошадей, – они обманули тебя. Христианский бог хочет получить твою душу, я видел его посланника, пришедшего за тобой. Он хочет царствовать на нашей земле вместо тебя.

– Почему я должен верить тебе?

Когда-то Млад не раз слышал этот вопрос – от Миши.

– Потому что я никогда тебя не обманывал.

– Но доктор Велезар тоже никогда меня не обманывал.

– Доктор обманул тебя всего однажды, и этого достаточно! Он знает, как выглядит шаманская болезнь, он не мог перепутать ее с падучей! А это значит, он хочет твоей смерти!

«Здоровье князя уже не в моей власти», – видение всплыло перед глазами так отчетливо, будто Млад видел его вчера, а не год назад.

– Доктор Велезар отравил твоего отца! Я видел это, я видел это еще в прошлом году! И не поверил! – Млад задыхался.

– Ты лжешь!

– Я лучше солгу, чем позволю ему убить и тебя тоже!

– Ты лжешь…

– Белояр догадался! Они убили его не потому, что он мог сказать о мороке на Городище, – он догадался, кто подносил князю кубок каждый день!

– Ты лжешь, – князь разрыдался, – доктор мой друг!

Ветер взвихрил снег, поднимая его все выше. Кони храпели и роняли пену с губ. Туча катилась навстречу, словно бесчисленная рать, закованная в темно-серую сталь, – тусклый блеск просверкивал на ее тяжелых боках.

– Ты лжешь… лжешь, – шептал князь сквозь слезы.

– Пусть я лгу… – кивнул Млад, – пусть. Пусть я сейчас обвиняю самого честного человека в Новгороде, пусть он только ошибался, но ты останешься жить, слышишь? Ты пойдешь на зов богов.

– Отпусти меня! Я не хочу! Я ничего не хочу! Слышишь? Отпусти меня! – князь рванул на груди узкий кафтан.

– Я тебя не держу.

Туча накрыла солнце, и сумеречный серый свет опустился на заснеженную землю: тревога и дрожь охватили Млада. Предгрозовая дрожь. На этот раз зарница сверкнула меж темных клубов отчетливо – ее ни с чем нельзя было перепутать. Чудо? Неужели Ширяй знал об этом заранее? Или в тот миг его устами говорили боги?

– Ты чувствуешь? – спросил Млад.

– Да! – отчаянно выкрикнул князь. – Да! Я чувствую!

И в ответ на его слова далекий раскат грома прокатился над зимним Волховом.

– Ты слышишь? Это громовержец идет тебе на помощь! Он спустился из Ирия зимой! К тебе!

В сумеречном свете, на снегу Млад не сразу разглядел одинокого человека посреди Волхова, а между тем человек этот преграждал ему дорогу. Человек в белых одеждах…

– Это Белояр? – Волот приподнялся на локтях. – Это Белояр! Я узнал его.

– Мертвые не возвращаются, князь… – усмехнулся Млад, не стараясь замедлить бег. – Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом… Ты видишь? Видишь пятна на его армяке? Иессей! Они называли его Иессей. Избранный среди избранных.

Человек поднял руку, и в тот же миг кони захрапели, споткнулся коренной, увлекая за собой пристяжных, треснули оглобли, сани накренились, врезались в лошадиные крупы, и Млада выбросило на лед. Он не сразу опомнился от удара: дыхание оборвалось, и по правой стороне груди разлилась тупая, давящая боль.

А человек в белых одеждах медленно двинулся ему навстречу, опираясь на посох.

Млад поднялся на четвереньки и тряхнул головой.

– Не подходи, – прошептал он, и был уверен – человек его услышал.

Волота выбросило из саней не с такой силой – он выскользнул в снег, когда сани начали крениться.

Сумерки осветились голубым светом молнии, и небо раскололось над головой с ужасающим грохотом. Человек посмотрел наверх и покачал головой. Млад не мог видеть усмешки на его лице, но не сомневался: человек усмехнулся.

– Не подходи… – Млад стиснул снег в кулаках – боль в груди мешала распрямиться.

«Не пытайся сам бороться с ним – он тебе не по зубам», – вспомнились слова Перуна. Громовержец сам пришел на помощь… Но человек только посмеялся над появлением бога… Иессей… Избранный среди избранных. И поздно звать однорукого кудесника. Млад встал на одно колено. Никакой кудесник не придет ему на помощь, одинокий старец так и просидит на Белоозере, глядя на воду…

– Не подходи, – прошептал он в третий раз.

За спиной застонал князь – Млад оглянулся: парень сидел на снегу и с ужасом смотрел на приближавшегося человека.

– Белояр? – выговорили непослушные губы Волота.

За спиной князя появилась погоня – Градята решился, и лед выдержал.

Млад повернул голову – человек приблизился на несколько саженей, словно преодолел их по воздуху. Но снег скрипел у него под ногами…

Ветер всколыхнул лес на берегу, взвыл, как зверь, и новая молния ударила с неба по льду Волхова. Оглушительному грому ответил грохот сломанного льда – трещина легла от берега до берега, преграждая погоне путь.

Млад выпрямился и широко поставил ноги, чтобы не шататься.

– Я заберу мальчика, – неожиданно сказал человек знакомым голосом, – я вложил в него слишком много сил.

Млад покачал головой и сглотнул: теперь у него не осталось никаких сомнений – перед ним был доктор Велезар.

– Отойди, Млад. Не тебе тягаться со мной. Я согласен оставить тебя в живых – ты нравишься мне. Ты всегда мне нравился. Ты по-своему силен, ты один смог хоть сколько-нибудь сопротивляться мне. Ты даже почувствовал во мне волховскую силу, помнишь? Когда я осматривал твой ушиб, а? Я люблю сильных врагов. Но сейчас я просто раздавлю тебя, если ты встанешь на моем пути.

– Громовержец поможет мне, – ответил Млад.

– Громовержец тебе не поможет – он не один на небе, и мой покровитель сильней твоего.

– Это неправда.

– Это правда. Моего покровителя питает слепая вера всей Европы, а твоего – горстка русских громопоклонников. Слышишь, друг мой? – крикнул доктор чуть громче. – Я не лгал тебе. Новая вера укрепит тебя и твою власть. Мой бог спасет тебя от смерти.

– Кто убил моего отца? – вдруг выкрикнул Волот.

– Какая теперь разница? – ответил доктор. – Речь идет о твоей жизни и твоей силе!

– Я не позволю убить мальчика, – покачал головой Млад. – Ты лжешь. Твой бог не спасет ему жизнь.

– Мы поговорим об этом потом, Млад. Когда-нибудь. За чарочкой меда. Отойди в сторону – это не отпрыск жалкой нищей вдовы, за ним пойдет вся Русь. Мой бог сохранит ему жизнь. Хотя бы на время.

Сладкий голос Велезара опутывал Млада, словно паутиной. И опять, в который раз, он ощущал, что теряет себя. Рассыпается по снегу мелкой крупой.

– Руси нужен царь, Млад. Царь, а не воевода. Посмотри вокруг – разве вече способно принимать решения? Разве им не правит горстка зажравшихся сребролюбцев? Чернота Свиблов продал нам Новгород, продал, Млад! И ты хочешь, чтобы такие, как он, и дальше оставались у власти?

– Я ничего не хочу. Я не отдам тебе мальчика… – механически ответил Млад, встряхнув головой.

– Я заберу его силой. Иди домой, Млад. Иди. Ты ничего не сможешь сделать. Твоей избранности не хватит на то, чтобы противостоять мне. А? Так тебе говорил громовержец?

– Я не отдам… – начал Млад и почувствовал резкую боль в груди – в левой стороне.

– Чувствуешь? Это твое сердце на моей ладони, – доктор улыбнулся и вытянул руку вперед. – Вот, смотри. Сейчас я его отпустил.

Млад ощутил облегчение и вдохнул полной грудью.

– А теперь сжал посильнее…

Млад не выдержал резкой боли – схватился за сердце руками и повалился на колени. Страх смерти сковал его волю, со лба покатился пот. Отец говорил, что боль в сердце рождает страх смерти даже у самых отважных людей.

– Иди домой, Млад… Или я раздавлю твое сердце в кулаке.

– Я… – прохрипел Млад, – я не отдам…

Снежный вихрь взметнулся вокруг доктора, громом ответило небо, но тот лишь рассмеялся и сжал кулак посильней.

– Мстиславич! – раздался крик с крутого берега. – Мстиславич, я иду!

Ширяй бежал ему на выручку, срываясь с кручи, обрушивая снег, падая, оскользаясь и снова поднимаясь на ноги. Млад мог только застонать – парень погубит себя и ничем не поможет! Но ведь что-то нужно сделать, не может быть, чтобы все закончилось именно так! Перун пришел на помощь… Сам… Спустился из Ирия… Зимой… Чудо произошло – неужели этого мало?

Боль и страх раздавили его – Млад упал на лед лицом вниз. Сердце трепыхалось в чужой руке, как воробей, и не могло стучать – только судорожно дергалось. Дыхание остановилось, неотвратимость смерти накатила на Млада яркостью видений и красок… Перед глазами в коротком свете молнии блеснул точеный узор снежинок, покрывших лед… Мир, в котором он жил, был прекрасен… Прекрасен каждой своей снежинкой, каждой каплей воды, каждым лучом солнца… Он был прекрасен настолько, что страх потерять его перечеркивал понятия о чести и мужестве… Ему не хватило сил встать и преградить дорогу ученику.

– Отпусти! – сквозь зубы выговорил Ширяй, вставший между ним и доктором. – Отпусти, слышишь? Я все вижу! Отпусти!

Рука, сжимавшая сердце, вдруг разжалась – Млад вдохнул и захрипел. Встать, немедленно встать… Он поднялся на колени: боль прошла, но страх не исчез. Молчание повисло над Волховом, и в тишине грянул раскат грома.

Млад выпрямил дрожащие ноги и попытался отодвинуть Ширяя себе за спину. Тогда, на стене, он не успел прикрыть его щитом, не успел подставить меч под удар алебарды, он не догадался шагнуть вперед, прикрывая Добробоя, но теперь он не совершит еще одной ошибки… Он не позволит…

– Не лезь, парень… Не лезь… Я сам… Только себя погубишь…

Лицо доктора Велезара почему-то застыло и побледнело, как у мертвеца.

– Мстиславич, отойди в сторону, – сказал вдруг Ширяй, не глядя на Млада, – не мешай нам.

– Ширяй, милый… Не надо… – прошептал Млад, все еще не понимая, что происходит, – он убьет нас обоих…

– Отойди, – усмехнулся парень и посмотрел Младу в лицо.

И Млад попятился от взгляда его почерневших глаз: в широких бездонных зрачках светилась сила, небывалая, ни с чем не сравнимая и нескрываемая, – сила, которую могут дать человеку только боги.

– Так чей покровитель сильней, по-твоему? – Ширяй повернулся к побледневшему Велезару. – А?

Над головой блеснула молния, парень взмахнул обрубком руки – Млад мог поклясться, что на миг его рука обрела плоть, поймала молнию и метнула ее в сторону доктора. С раскатом грома Велезар отлетел на лед и распластался на нем, хватая руками снег. Испуганные кони, поднявшиеся на ноги, в испуге понесли пустые сани к берегу.

– Это тебе за Мстиславича… – прошипел Ширяй сквозь зубы. – Давай, зови своего бога! Не докличешься! Он сам на войну не пойдет, пошлет своего архистратига! Ну, где твой архистратиг?

Обрубок руки поднялся вверх, и молния легла в несуществующую ладонь – ее вложил туда громовержец.

Лед треснул вокруг распластанного тела Велезара, когда однорукий кудесник метнул ее вперед, точно копье.

– Страшно? – губы Ширяя расползлись в оскале. – Мне стыдно сражаться со стариком. Давай, зови своего покровителя! Ты хвастал, что его могущество питает вся Европа.

Доктор приподнялся на локтях, собирая силы, но Ширяй уложил его обратно следующей молнией.

– Это тебе за Вернигору. А еще будет за Белояра и Смеяна Тушича. А потом – за князя Бориса, – лицо Ширяя исказилось гримасой ненависти, но по щекам побежали слезы. – Убийца… Ты – убийца. И Добробой – на твоей совести. Как жаль, что я не могу убить тебя тысячу раз!

Когда Велезар поднялся на ноги, в его руках сиял огненный меч. Однорукий кудесник всхлипнул и вытер нос левым рукавом.

– Наконец-то… – проворчал он, – а то с безоружным сражаться как-то не с руки.

Гром грохотал над Волховом, когда молнии сшибались с огненным мечом. Тонкий лед кряхтел, и Млад чувствовал, как под ним ходуном ходит вода, – Ящер проснулся и подкрадывался из холодных, темных глубин Ильмень-озера посмотреть на битву своего извечного противника.

– На берег! – крикнул ему Ширяй. – Иди на берег, Мстиславич! Скорей!

Млад попятился, раскидывая руки в стороны, – лед шатался и трещал. Князь сидел на снегу и смотрел обезумевшими глазами на схватку двух избранных из избранных.

– Давай-ка отойдем подальше, – Млад едва не упал, подхватив Волота под руку, – нам тут не место…

Князь рассеянно кивнул и впился в Млада обеими руками, как младенец цепляется за материнскую рубаху. Лед выгибался дугой и дрожал от напряжения.

– Быстрей, Мстиславич! – крикнул Ширяй. – Бегите! Бегите!

Млад поднял князя на ноги одним рывком и потянул к берегу. Они успели пробежать три десятка шагов, когда сзади раздался оглушительный треск, похожий на пороховой взрыв, тонкий лед разорвало на мелкие осколки, темная вода взметнулась вверх волной и крупными прозрачными брызгами осыпалась вниз. Млад споткнулся, лед ушел из-под ног, и через мгновение они с князем по колено провалились в ледяную воду Волхова, не добежав до берега пяти шагов. Вода пенилась и колыхалась вокруг, мелкие льдины били по ногам, со дна всплывала шуга – Млад потащил Волота к берегу, спотыкаясь и скользя по дну, покрытому льдом.

Когда они оглянулись, свинцовая вода бурлила посреди Волхова, льдины вставали на ребро и падали в воду, всплывали и тонули, но ни Ширяя, ни Велезара на поверхности не было. Млад вскрикнул и кинулся обратно в Волхов – неужели мальчишка решил убить доктора вместе с собой? Князь схватил его за полушубок и тоже закричал, как вдруг из глубины показалась белая голова доктора – он поднялся на поверхность и выпрямился, стоя на воде, словно на земле. Огненный меч блестел в его руках; и белые одежды, и седые волосы оставались сухими. А потом над водой появился Ширяй – он-то промок до нитки и встряхнул головой, словно пес, – капли воды полетели в стороны белыми льдинками. Он стоял, выставив одну ногу вперед, словно старался удержать равновесие, и громовержец вложил в его несуществующую руку молнию до того, как доктор успел поднять меч. Сапоги шаманенка оставались в воде по щиколотку, и Млад подумал, что Ширяй стоит на льдине, притапливая ее своим весом, но неожиданно парень начал подниматься выше – Млад ахнул и попятился: ряды низких коричнево-зеленых гребней показались из воды, мелькнула желтоватая чешуя короткой шеи, раздутой мешком, и над водой поднялись кожаные наросты, в которых прятались маленькие и страшные глаза темного бога. Однорукий кудесник стоял на спине Ящера…

Хребет огромного гада изогнулся, и мощный хвост – узкий и зазубренный, словно горный кряж, – ударил по воде: льдины полетели в стороны, волна хлынула на берег, смывая снег и мешая его с песком. Ширяй лишь пригнулся немного и согнул колени, чтобы не упасть, и молния в его руке достигла цели, с грохотом разбившись об огненный меч.

Крик радости и ужаса разнесся над вспененной водой Волхова – дружина, выбравшаяся на берег, славила темного бога. Млад оглянулся на крик и увидел, что Градяты нет среди них… Лошади метались, вставали на дыбы, храпели и ржали – Ящер пугал их, боевых коней, привыкших к пороховым взрывам, крови и смерти.

Из воды показалась широкая прямоугольная голова; зубы темного бога, похожие на наконечники стрел, торчали по самому краю тяжелых челюстей, и по три длинных клыка с каждой стороны опускались в воду. Узкий зрачок, спрятанный в кожаном наросте, смотрел не вперед, а в сторону, и Младу показалось, что Ящер глядит ему в глаза и видит его насквозь… Короткая и толстая четырехпалая лапа с белыми костяными когтями, закованная в пластинчатый доспех чешуи, ударила по воде, доктор качнулся и отпрянул – желто-розовая пасть Ящера приоткрылась, зубы клацнули со стальным скрежетом.

Огненный меч ударил по воде, и та вскипела – облако пара метнулось вверх, застилая Волхов, но порыв северного ветра сорвал туман с воды и развеял над лесом. Иессей отступал…

– Ты сам пришел на нашу землю! Тебя сюда никто не звал! – крикнул Ширяй. – Я убью тебя! Я убью тебя своей рукой!

Голова Ящера ушла под воду, над водой перекатилось огромное желтое брюхо, Ширяй поднялся на сажень, и в этот миг молния выбила огненный меч из руки Велезара. А уже через мгновенье шипастая спина темного бога подбросила Иессея вверх – он грянулся на острые кожаные гребни, и Ширяй накрыл его своим телом.

– Я убью тебя… своей рукой… – услышал Млад сдавленный крик и увидел, как неловкая левая рука шаманенка впивается в шею избранного из избранных.

Нужно очень сильно хотеть, и тогда все задуманное исполнится… Млад сел на мокрый снег, обнимая Волота за плечо. Это страшно – так сильно хотеть чьей-то гибели… Страшно самым заветным своим желанием сделать убийство. И горько смотреть на смерть своего врага и знать, что он заслужил эту смерть.

– Тебе жаль его? – спросил Волот.

– Я не воин, – ответил Млад, – но это война. И кто-то должен брать на себя право распоряжаться чужими жизнями.

– Я любил его и верил ему. Он предал меня.

– Он тебя не предавал. Он просто никогда не был твоим другом. Он был лжецом, но не предателем. Он воевал против тебя. Против нас.

Безжизненное тело скользнуло в воду с широкой спины Ящера, белые одежды намокли и потемнели. Младу показалось, что Волхов окрасился кровью, которую течение понесло на север, туда, где нетвердо держался за берега тонкий лед.

– Он убил моего отца, – шепнул Волот.

Ящер развернул огромное тело, когда белые одежды скрылись подо льдом, Ширяй вылетел на лед над ними и проехал по нему коленями. Грозовая туча, сверкая зарницами, двинулась к Новгороду – два вечных противника, Ящер и Перун, уходили с поля боя вместе, один под водой, другой – по небу.

А Ширяй так и сидел на коленях, согнувшись и закрывая ладонью лицо. Млад поднял Волота на ноги и побежал к ученику, увлекая князя за собой по скользкому берегу, омытому волнами. Дружина, напротив, двинулась назад, обгоняя своего небесного покровителя, – рассказать Новгороду об увиденном чуде, выкрикивая славу то громовержцу, то темному богу подводных глубин.

Солнце осветило Волхов тысячью лучей и окрасило свинцовую воду в синий цвет. Лик Хорса смотрел на мокрого мальчика, одиноко скорчившегося на льду, и Дажьбог[28] проливал на него свое скудное зимнее тепло. Однорукий кудесник беззвучно плакал, размазывая слезы по лицу, и дрожал от холода.

Млад склонился над ним и погладил волосы, покрывшиеся инеем.

– Ну что ты, мальчик мой?

– Мстиславич, ты прав. В мести нет никакого смысла… Никакого смысла! Ни в мести, ни в ненависти! Я не хочу больше такой силы, не хочу…

– Пойдем домой. Ты замерзнешь, – Млад снял полушубок и накинул Ширяю на плечи.

 

Чернота Свиблов приехал к обеду, славил родных богов и косился на Ширяя, сидевшего у печки и закутанного в две шубы.

– Волот Борисович… я все понимаю, – начал боярин осторожно, – но так нельзя.

– Уходи, – Волот набычился.

– Право, кроме спасения твоей жизни, на Руси есть много других, не менее важных, дел.

– Я знаю, – холодно ответил князь. – Я пойду на зов родных богов.

– С кем? С ним? – Свиблов кивнул на Млада. – Ты, наверное, забыл: год назад у него умер ученик! И ему он тоже обещал защиту родных богов и хулил христианского бога.

– Уходи, – отрезал Волот. – Я вернусь через двадцать дней.

– За эти двадцать дней слишком многое может случиться, – Свиблов посмотрел на князя со значением.

– Ты слышал, что тебе сказали? – подал голос Ширяй. – Уходи. За эти двадцать дней ничего не случится, ты понял?

– Волхвы не смеют вмешиваться в дела Новгорода, – со сдержанной угрозой возразил посадник.

– А я не волхв, – ответил Ширяй с усмешкой. – Я щит Новгорода. Или его меч. Как тебе больше понравится.

– Может быть, ты один освободишь Киев, Смоленск и Ладогу? Возьмешь Казань? Снимешь осаду с Пскова? – Свиблов смерил Ширяя взглядом.

– Нет. Я сначала займусь мздоимцами и предателями, – глаза однорукого кудесника подозрительно сузились.

Млад покачал головой и спрятал улыбку: парень действительно не дорос до самого себя!

 

Вечный колокол. Иллюстрация

 


[28] Хорс олицетворяет солнечный диск, Дажьбог – солнечный свет.

Поделиться:

Автор: Ольга Денисова. Обновлено: 25 марта 2019 в 13:32 Просмотров: 6308

Метки: ,