Русский фольклор вполне соответствовал этой психологии. Баба Яга могла как помогать герою, так и препятствовать ему, серый волк то обманывал серых козлят, то возил на себе Ивана-Царевича. И лешие, и водяные, и домовые не являлись в народных поверьях однозначным добром или злом – с ними не боролись, чаще их подкупали. Блюдцем с молоком, оставленным на ночь за печкой, горбушкой хлеба на пеньке, а то и старой лошадью, утопленной в ледоход в жертву водяному. Замечу, случалось это не в стародавние языческие времена – традиции эти жили и в 20-м веке, а где-то сохранились и до сих пор. В навий день (чистый четверг) в банях накрывали стол для угощения навий (навок, мавок) – а это сущности не только злые, но и опасные. Конечно, враждебное не только задабривали, но и пугали, а часто пугали весьма и весьма агрессивно (например, известный обряд, прогоняющий коровью смерть), но в большинстве случаев зло пытались или задобрить, или обмануть (говорят, традиция кричать «Горько» на свадьбе – способ обмануть злые силы, судьбу, колдуна и все, что может угрожать молодым: мол, раз горько, то злу тут нечем поживиться).

Не потому ли Хома Брут потерпел поражение в борьбе со Злом, что рассматривал его как однозначное зло? «Северного мужества» в этом герое обнаруживается мало: собственно, он боролся со злом под угрозами отца панночки, а вовсе не из идейных соображений. Ну и колдунство, им применяемое, оказалось не столь сильным, как хотелось бы.

Наиболее яркий положительный персонаж, близкий к фольклору и явно неоднозначный, это Хозяйка Медной горы из сказов Бажова. С одной стороны, она, несомненно, дружественна человеку и выражает идеи добра – однако ее добро выходит боком тем, кто с нею встретится: и Степан, и Данила-мастер плохо кончили. Замечу, что атмосфера многих сказов Бажова близка к готической, да и некоторые характерные черты, выделенные в докладе, им присущи.

Один из самых распространенных психотерапевтических методов борьбы с детскими страхами – научить ребенка пожалеть то чудовище, которого он боится. Например, подарить ему что-нибудь на день рождения. Не с целью подкупа – от всего сердца. И этот метод – один из самых действенных.

Так нужна ли нашему обществу концепция Добра и Зла? Нужно ли непременно поделить мир на черное и белое? Может, в отсутствии этой концепции как раз и проявляется наше исторического сознание, обращение к народным сюжетам?

Да и так ли плохо мы знаем, что такое хорошо и что такое плохо?

В докладе утверждается идея, что хоррор и детектив – родственные жанры. И не только теми чертами, которые в докладе были отмечены, но в главном: в детективе тоже идет борьба со злом. Причем в отличие от хоррора, в детективе добро обычно побеждает.

Джеймс Н. Фрэй сравнивает сыщика из детективного романа с героем древних легенд, а его приключения – со странствием древнего героя.

«Герой древних легенд убивал драконов (чудовищ, которых страшилось тогдашнее общество) и спасал красавиц. Герой современного детективного романа ловит убийц (чудовищ, которых страшится современное общество) и спасает красавиц. Многие качества героев древних легенд и персонажей современных детективов совпадают: они отважны, преданны, стремятся наказать зло, готовы на жертвы ради идеала и т. д.»

Еще одна цитата из доклада:

«В соответствии с новыми требованиями, хоррор был уничтожен и надолго исчез из культурного поля. Чем же мирные вампиры и оборотни не угодили новым хозяевам жизни? Как уже отмечалось ранее, хоррор – это о Добре и Зле; собственно, из романов данного направления можно узнать, что считалось Добром и Злом в определенный исторический в данной местности. Коммунисты имели некоторые проблемы с нравственностью, так деликатно скажем; хоррор, сложившийся опять же на базе религиозных запретов и фольклора, прямо противоречил новой морали строителя коммунизма, во многом будучи, как это ни странно, более гуманистичным».

Зато детективов в советские времена было вполне достаточно – и многие из них выходили за рамки обычной головоломки. Хочется отметить, например, братьев Вайнеров. Хороший детектив не только наказует зло – он еще и ставит множество вопросов: а что же все-таки есть зло? И недаром самый известный детектив братьев Вайнеров называется «Эра милосердия».

Никаких проблем с нравственностью у коммунистов не было, добро и зло в коммунистической идеологии были определены не менее четко, нежели в христианской традиции, и далеко не всегда с христианскими расходились. С фольклорной же традицией они расходились еще меньше – фольклор в советские времена как раз был поднят на знамена идеологии (в отличие от царской России, где над ним довлела церковная цензура).

Я не буду отрицать, что хоррора как такового в традиции Фредди Крюгера в советской культуре не было – и даже соглашусь, что напрасно. Однако изумительно-готическая повесть «Дикая охота короля Стаха» была написана в 60-е годы 20-го столетия – и даже экранизирована в 70-е. Замечу, повесть обладает всеми перечисленными в докладе чертами готического романа. А «Злой дух Ямбуя», тоже написанный в 60-х, а в 70-х экранизированный? Я уже не говорю, что мистика и готика писателей 19 века в СССР благополучно издавалась и переиздавалась. И на Эдгара По никаких запретов наложено не было. Сдается мне, что в Советском союзе была слишком высоко задрана планка литературного качества написанного. Не без перегибов, конечно, — плохих книг было полно, но только определенного идеологического содержания, и не все хорошие книги печатались в СССР и переводились – однако при снятии запретов выяснилось, что неизданные в советское время книги, из тех, что стоило прочесть, можно сосчитать по пальцам.

Нет, дело не в гуманизме хоррора по сравнению с моралью строителя коммунизма, обилие детективов это предположение вполне опровергает. Замечу, моральный кодекс строителя коммунизма включал в себя такие бесспорные добродетели как гуманность, честность и правдивость, простота и скромность, нестяжательство, любовь к Родине и интернационализм: «человек человеку друг, товарищ и брат». И слабых у нас обижать было западло – в общем-то, советские дети читали «нужные книги», на них и росли. Большинство из этих книг было написано безо всякого участия коммунистов.

Не хотела касаться такой скользкой темы, как связь между потребностью в хорроре и качеством жизни (потребность в негативных эмоциях у человека есть – адреналин, говорят, необходим ему физиологически). Может, поэтому хоррор как литературный жанр в СССР жил, как ни странно, в фольклоре, в детском прежде всего. И, продолжая традиции «Бежина луга», советские дети в пионерских лагерях рассказывали друг другу «страшные истории». Интересно, сохранялась ли такая традиция в развитых странах? Или потребность в «страшном» вполне удовлетворяли фильмы ужасов? При этом разница между просмотром фильма ужасов и самостоятельно выдуманной страшной историей чем-то напоминает мне разницу между навороченной компьютерной игрой и простейшей игрой в прятки. Не в пользу компьютерной игры.

Робко: Может, нашим людям пока не нужен адреналин, им хватает негатива в жизни?

Подвожу итог: вряд ли нехватка романов в жанре хоррор в исполнении отечественных авторов как-то связана с отсутствием в обществе единой концепции Добра и Зла. Но если мы взглянем, например, на сериал «Гоголь», то сразу станет ясно, чего не хватает российскому хоррору. Замечу, в создание сериала обычно вкладывают некислое бабло – в отличие от написания книги, которое бабла не требует. Так если за деньги после тщательного отбора из множества сюжетов в нашем отечестве могут слепить только такое унылое говно неинтересное кино, то что говорить о написании книг? И отечественный зритель, и отечественный читатель будет раз за разом выбирать импортное кино и переводные книги, пока качество отечественных не дорастет до уровня западных. Опять же, если мы не определились с концепцией Добра и Зла, то почему же западный хоррор и их концепция нас вполне устраивает?

ЗЫ. Кстати, мой роман «Водоворот» вполне соответствует критериям готического романа, однако романом ужасов, конечно, не является.