[Not a valid template]

Русский фольклор вполне соответствовал этой психологии. Баба Яга могла как помогать герою, так и препятствовать ему, серый волк то обманывал серых козлят, то возил на себе Ивана-Царевича. И лешие, и водяные, и домовые не являлись в народных поверьях однозначным добром или злом – с ними не боролись, чаще их подкупали. Блюдцем с молоком, оставленным на ночь за печкой, горбушкой хлеба на пеньке, а то и старой лошадью, утопленной в ледоход в жертву водяному. Замечу, случалось это не в стародавние языческие времена – традиции эти жили и в 20-м веке, а где-то сохранились и до сих пор. В навий день (чистый четверг) в банях накрывали стол для угощения навий (навок, мавок) – а это сущности не только злые, но и опасные. Конечно, враждебное не только задабривали, но и пугали, а часто пугали весьма и весьма агрессивно (например, известный обряд, прогоняющий коровью смерть), но в большинстве случаев зло пытались или задобрить, или обмануть (говорят, традиция кричать «Горько» на свадьбе – способ обмануть злые силы, судьбу, колдуна и все, что может угрожать молодым: мол, раз горько, то злу тут нечем поживиться).

Не потому ли Хома Брут потерпел поражение в борьбе со Злом, что рассматривал его как однозначное зло? «Северного мужества» в этом герое обнаруживается мало: собственно, он боролся со злом под угрозами отца панночки, а вовсе не из идейных соображений. Ну и колдунство, им применяемое, оказалось не столь сильным, как хотелось бы.

Наиболее яркий положительный персонаж, близкий к фольклору и явно неоднозначный, это Хозяйка Медной горы из сказов Бажова. С одной стороны, она, несомненно, дружественна человеку и выражает идеи добра – однако ее добро выходит боком тем, кто с нею встретится: и Степан, и Данила-мастер плохо кончили. Замечу, что атмосфера многих сказов Бажова близка к готической, да и некоторые характерные черты, выделенные в докладе, им присущи.

Один из самых распространенных психотерапевтических методов борьбы с детскими страхами – научить ребенка пожалеть то чудовище, которого он боится. Например, подарить ему что-нибудь на день рождения. Не с целью подкупа – от всего сердца. И этот метод – один из самых действенных.

Так нужна ли нашему обществу концепция Добра и Зла? Нужно ли непременно поделить мир на черное и белое? Может, в отсутствии этой концепции как раз и проявляется наше исторического сознание, обращение к народным сюжетам?

Да и так ли плохо мы знаем, что такое хорошо и что такое плохо?

В докладе утверждается идея, что хоррор и детектив – родственные жанры. И не только теми чертами, которые в докладе были отмечены, но в главном: в детективе тоже идет борьба со злом. Причем в отличие от хоррора, в детективе добро обычно побеждает.

Джеймс Н. Фрэй сравнивает сыщика из детективного романа с героем древних легенд, а его приключения – со странствием древнего героя.

«Герой древних легенд убивал драконов (чудовищ, которых страшилось тогдашнее общество) и спасал красавиц. Герой современного детективного романа ловит убийц (чудовищ, которых страшится современное общество) и спасает красавиц. Многие качества героев древних легенд и персонажей современных детективов совпадают: они отважны, преданны, стремятся наказать зло, готовы на жертвы ради идеала и т. д.»

Еще одна цитата из доклада:

«В соответствии с новыми требованиями, хоррор был уничтожен и надолго исчез из культурного поля. Чем же мирные вампиры и оборотни не угодили новым хозяевам жизни? Как уже отмечалось ранее, хоррор – это о Добре и Зле; собственно, из романов данного направления можно узнать, что считалось Добром и Злом в определенный исторический в данной местности. Коммунисты имели некоторые проблемы с нравственностью, так деликатно скажем; хоррор, сложившийся опять же на базе религиозных запретов и фольклора, прямо противоречил новой морали строителя коммунизма, во многом будучи, как это ни странно, более гуманистичным».

Зато детективов в советские времена было вполне достаточно – и многие из них выходили за рамки обычной головоломки. Хочется отметить, например, братьев Вайнеров. Хороший детектив не только наказует зло – он еще и ставит множество вопросов: а что же все-таки есть зло? И недаром самый известный детектив братьев Вайнеров называется «Эра милосердия».

Никаких проблем с нравственностью у коммунистов не было, добро и зло в коммунистической идеологии были определены не менее четко, нежели в христианской традиции, и далеко не всегда с христианскими расходились. С фольклорной же традицией они расходились еще меньше – фольклор в советские времена как раз был поднят на знамена идеологии (в отличие от царской России, где над ним довлела церковная цензура).

Я не буду отрицать, что хоррора как такового в традиции Фредди Крюгера в советской культуре не было – и даже соглашусь, что напрасно. Однако изумительно-готическая повесть «Дикая охота короля Стаха» была написана в 60-е годы 20-го столетия – и даже экранизирована в 70-е. Замечу, повесть обладает всеми перечисленными в докладе чертами готического романа. А «Злой дух Ямбуя», тоже написанный в 60-х, а в 70-х экранизированный? Я уже не говорю, что мистика и готика писателей 19 века в СССР благополучно издавалась и переиздавалась. И на Эдгара По никаких запретов наложено не было. Сдается мне, что в Советском союзе была слишком высоко задрана планка литературного качества написанного. Не без перегибов, конечно, — плохих книг было полно, но только определенного идеологического содержания, и не все хорошие книги печатались в СССР и переводились – однако при снятии запретов выяснилось, что неизданные в советское время книги, из тех, что стоило прочесть, можно сосчитать по пальцам.

Нет, дело не в гуманизме хоррора по сравнению с моралью строителя коммунизма, обилие детективов это предположение вполне опровергает. Замечу, моральный кодекс строителя коммунизма включал в себя такие бесспорные добродетели как гуманность, честность и правдивость, простота и скромность, нестяжательство, любовь к Родине и интернационализм: «человек человеку друг, товарищ и брат». И слабых у нас обижать было западло – в общем-то, советские дети читали «нужные книги», на них и росли. Большинство из этих книг было написано безо всякого участия коммунистов.

Не хотела касаться такой скользкой темы, как связь между потребностью в хорроре и качеством жизни (потребность в негативных эмоциях у человека есть – адреналин, говорят, необходим ему физиологически). Может, поэтому хоррор как литературный жанр в СССР жил, как ни странно, в фольклоре, в детском прежде всего. И, продолжая традиции «Бежина луга», советские дети в пионерских лагерях рассказывали друг другу «страшные истории». Интересно, сохранялась ли такая традиция в развитых странах? Или потребность в «страшном» вполне удовлетворяли фильмы ужасов? При этом разница между просмотром фильма ужасов и самостоятельно выдуманной страшной историей чем-то напоминает мне разницу между навороченной компьютерной игрой и простейшей игрой в прятки. Не в пользу компьютерной игры.

Робко: Может, нашим людям пока не нужен адреналин, им хватает негатива в жизни?

Подвожу итог: вряд ли нехватка романов в жанре хоррор в исполнении отечественных авторов как-то связана с отсутствием в обществе единой концепции Добра и Зла. Но если мы взглянем, например, на сериал «Гоголь», то сразу станет ясно, чего не хватает российскому хоррору. Замечу, в создание сериала обычно вкладывают некислое бабло – в отличие от написания книги, которое бабла не требует. Так если за деньги после тщательного отбора из множества сюжетов в нашем отечестве могут слепить только такое унылое говно неинтересное кино, то что говорить о написании книг? И отечественный зритель, и отечественный читатель будет раз за разом выбирать импортное кино и переводные книги, пока качество отечественных не дорастет до уровня западных. Опять же, если мы не определились с концепцией Добра и Зла, то почему же западный хоррор и их концепция нас вполне устраивает?

ЗЫ. Кстати, мой роман «Водоворот» вполне соответствует критериям готического романа, однако романом ужасов, конечно, не является.  

Гавроша привела Мося Карловна. Чего он нам только не обещал, лишь бы мы его взяли! Смотрите, какой я смелый! Смотрите, какой я ловкий! Смотрите, какой я ласковый и преданный! Теперь обижает моего маленького котика. 

Арчика отдали нам на передержку — после этого он трижды сбегал от новых хозяев обратно к нам. На четвертый раз мы решили оставить его у нас. 

Гаврошка смелый, отчаянный парень (за что и получил свое имя), может петь как хаски, прыгает вверх на высоту раза в три больше его роста (причем с места и на всех четырех). Арчик — холерик, общительный до невозможности, у меня все футболки порваны на груди его лапами. Впадает в непритворное отчаянье, если Витька куда-нибудь уходит. 

Оба пацана обожают кататься на машине, причем на любые расстояния. Играют и носятся по двору весь день напролет. Мося Карловна иногда к ним присоединяется, но обычно посматривает на них свысока. 

[Not a valid template]