Я стала присматриваться к коммерческому кино с этой точки зрения и сделала неутешительный для себя вывод: в попытке создать «идеальный сценарий», использовать наработанные Голливудом клише и беспроигрышные с коммерческой точки зрения приемы, создатели фильмов выдают на-гора бездушные шаблоны. Я имею в виду шаблоны эмоциональные. Героям этих шаблонов не хочется сопереживать, потому что вызываемые ими чувства стандартны, истерты, занюханы. Я чувствую себя собакой Павлова, стимул – реакция, стимул — реакция!

Людям от искусства, а тем более коммерсантам от искусства, давно известно, какой стимул нужен для вызова запланированной реакции.

Я не ханжа. Я не люблю интеллектуальную прозу и авторское кино. Я люблю «Белое солнце пустыни» и люблю его за то, что на сороковом его просмотре подпрыгиваю на стуле и кричу: «Верещагин! Уходи с баркаса!» И в сороковой раз верю в чудо, как дитя. Как, чем, каким беспроигрышным приемом авторам фильма удается вызывать этот мощнейший саспенс?
И я скажу: это – сила Искусства. И шаблоны для этой силы – рычаги, не более. Если к рычагу не приложена сила, такого саспенса, как надо, не будет. Будет шаблон саспенса, его жалкое подобие. Вместо удара ногой – дернувшаяся под воздействием молоточка коленка, рефлекс.
Мир искусства, коммерческого искусства, замер в мертвой точке: наработано достаточно, чтобы вышибать деньги из толпы, поэтому все прочие приемы и методы с коммерческой точки зрения рискованны. А значит – должны быть исключены. Пусть «большие художники» резвятся на другой ниве, только не в коммерции.

И толпа платит. Пока платит. Потому что потреблять что-то надо, а больше потреблять нечего. Когда мне говорят, что предложение коммерческого кино и коммерческой литературы продиктовано спросом, я искренне возмущаюсь. Кому, как не коммерсантам, знать, как формируется спрос? Этот спрос создан искусственно, навязан толпе, если хотите. Способов множество.

Мне кажется, далеко не все движения человеческой души можно «оцифровать». Связь между создателем фильма (книги) и его зрителем (читателем) определяется слишком тонкими материями, зачастую имеет некоторый мистический налет, отголосок, неясные ассоциации, подсознательные влечения и отторжения. Голая схема не будет работать, к ней надо приложить то, что называется талантом.

Не забуду предложения одного из продюсеров к фильму «Властелин колец» о том, что вместо Сэма в фильм надо ввести веселую хоббитскую девчонку, зрителю это понравится больше. Есть мнение, что 90% «идеальных сценариев» идет именно по этому пути, выхолащивая из фильмов (да и из книг) искусство и заменяя его коммерчески привлекательными клише.

А теперь – к литературе.

Выдержка из статьи Ларисы Тепляковой по опыту общения с издателями:

«Что же требуют в издательствах от начинающего автора? Опираясь на субъективный опыт, попробую обозначить некоторые тенденции:

1. Добавить больше эротических сцен – почти всегда и везде.

2. Внести перчику – например, сцену группового секса или лесбийской любви. Иногда в лирическую мелодраму, где ни характер героев, ни сюжет не предполагают таких эскапад.

3. Увеличить число персонажей или сократить число персонажей. Приумножить обычно просят количество любовников и случайных знакомых, с которыми у героини произошёл спонтанный секс.

4. Изменить время действия. Вот это требование едва ли не самое сложное. В любом романе события развиваются в какой-то определённой эпохе. Фоном идут политические события, упоминаются бытовые мелочи. А мне уже не раз говорили: «Роман неплохой, но давайте перенесём действие в наше время». Каково? Попробуйте сделать это с любым известным произведением. Что-то обязательно утратится. Но я переносила…

5. Заменить название произведения на более игривое, даже если оно не очень-то согласуется с текстом.

Заигрывают ныне издатели с потенциальным читателем. Приманивают его пикантным заголовком, фривольным оформлением — возбуждают безусловные рефлексы. Откровенная обнажёнка на обложках изданий теперь не редкость. Лично меня такие картинки настораживают. Как-то не приходится ожидать качественной прозы от книги, оформленной а-ля порножурнал. Но маркетологи и специалисты по PR-технологиям другого мнения.»

Маркетологи и специалисты по PR решают, какой должна быть книга! Да могло ли нам такое присниться во сне? Цензура – понятное дело, во все времена она имела место быть, мешала «художникам» творить. Но господа, цензура маркетологов – это страшная вещь!

Да, издатели являются коммерсантами. Но коммерсантами в очень специфической области, в области человеческих душ, человеческих эмоций. Они формируют массовый читательский вкус! И чем они при этом пользуются? Голыми девками на обложках книг? Какого они низкого мнения о своих читателях. Вместо того, чтобы поднимать толпу до собственного уровня, они идут на поводу самых низких инстинктов этой толпы.

Вы думаете, у издателей нет других способов «втюхать» миллиону читателей хорошую книгу? Есть. Только эти способы надо придумывать, над ними надо работать, и работать гораздо тщательней, чем попросту слепить яркую обложку и зазывной заголовок. Они просто идут по пути наименьшего сопротивления, снижая издержки и повышая прибыли. Как и положено коммерсантам.

Толпой, конечно, можно управлять при помощи больших денег, и очень эффективно управлять, но иногда следует пересматривать методы управления. Кого-то еще не заколебали девки на обложках книг, иронические детективы и сказки про эльфов и ручных драконов? Заколеблют. Господа издатели могут в этом не сомневаться. Статистика продаж имеет интересное свойство – ее можно экстраполировать на очень короткий период в будущем. И этот период короче среднего срока издания книги. Гораздо сложней предсказывать долгосрочные тенденции рынка.

А, по моему мнению, они таковы: толпа больше не хочет подчиняться испытанным способам воздействия на ее чувства. Толпа не хочет быть собакой Павлова.

Приведу отрывок из статьи американского журналиста. Предыстория основана на фактах, когда отвергнутые издательствами США книги становились бестселлерами.

«И на все это есть реальный спрос. Теоретически, издатели — это сторожа: они фильтруют литературу таким образом, что только лучшая литература попадает на печатный станок. Но Дженова и Барри и Суарес первоначально были отбракованы, что говорит о том, что в культуре существуют целые сектора, которые традиционная книжная индустрия обработать не в состоянии. Мы можем увидеть в буме издания за свой счет не только технологическую революцию, но также и культурную – аудитория поднимается, чтобы заявить о своих правах на то: она тоже хочет заниматься формированием вкусов — она тоже умеет это».

Информация из той же статьи: при том, что доходы издательств падают (что связывают с экономическим кризисом и ростом электронных изданий), люди в США читают больше и больше (кстати, первые показатели роста за последние 26 лет).

Цитата оттуда же: «Есть, однако, и другое мнение: книгоиздательский бизнес не умирает. Он эволюционирует, и так радикально, что мы с трудом сможем узнать его, когда конец этих процессов будет достигнут. Литература объясняет мир, но также и формируется этим самым миром, и мы сейчас проходим через одну из величайших экономических и технологических трансформаций с – ну да, с начала 18 века». 

Все говорят об эволюции. Но в России эволюция почему-то движется в направлении «как, ничего не вкладывая, содрать с читателя побольше денег?» Для коммерсанта позиция понятная, особенно если он собирается, в случае чего, перекинуть капитал в мясомолочное животноводство.

Еще два года назад ярлык «сетевой автор» было несмываемым клеймом на репутации писателя. А сегодня? На читательских форумах обсуждение сетевых авторов ведется на полном серьезе, но сколько изданных книг встречают (верней провожают) свистом и улюлюканьем? Причем единогласно! Я никого не хочу обидеть, но зачастую это откровенно плохие книги, и их низкое качество бросается в глаза с первой страницы. Так и хочется спросить, как редактор издательства пропустил вот это вот в печать? Ему что, дали взятку? Или решение принимал маркетолог, только вчера пришедший в литературу с оптовых продаж элитных спиртных напитков? При этом у меня нет сомнений в том, что плохие книги продаются. Но продаются они не потому, что на них есть спрос и он превышает спрос на хорошие книги, а потому что продать можно все, что угодно, даже гнилые помидоры. От этого потребность в помидорах свежих никуда не денется.

Меня все время пытаются убедить в том, что издатели – это профессионалы. Не верю! Смотрю на книжный бизнес и не верю! Почему тогда 50% книг идет под нож, а 40% продается по сниженной цене? Заметьте, я как читатель, покупая хорошую книгу, в результате оплачиваю 1-9 плохих, которые никто не захотел покупать. И издательство ценой на хорошую книгу покрыло издержки на издание плохих книг. За мой счет, между прочим. Откуда у читателя возьмется доверие к издательствам, если они не выполняют первейших своих задач: чтобы книга нашла своего читателя? Почему под обложками книг с голыми девками (ни одну из которых я не куплю) прячется качественная проза, а широко разрекламированная критиками пустышка оказывается на самом видном месте в книжном магазине? Где читателю взять объективную информацию о книге, если все отзывы куплены за деньги? Если аннотация не соответствует содержанию? Если обложка не отражает целевой читательской аудитории? И почему так происходит?

Отвечаю: потому что издателю не важно, что будет завтра. Потому что его цель – продать книгу любой ценой, а там – трава не расти. Ну и втюхал он любительнице легких сентиментальных романов социальную прозу, ну отплевалась эта любительница, и что? Деньги-то уже заплачены! Это не бизнес, это базар, где «не обманешь – не продашь».

Ну и выводы из этих многабукоф:

1. Коммерсантам от искусства надо лучше думать о своей аудитории и прислушиваться к ней повнимательней.

2. Деньги сегодня могут не дать денег завтра.

3. Назревает серьезный кризис в индустрии кино и литературы, пора почувствовать разницу между массовой культурой и «кассовой» культурой.

Претензий к христианству у меня много. И к вере, и к церкви. В букваре, по которому я училась читать, было написано: «Мы не рабы». А еще в школе я изучала мысль: «Человек – это звучит гордо». Но начну я не с осуждаемой христианством гордыни.

Самым порочным в христианстве я считаю идею загробного воздаяния. Эта идея о высшей справедливости после смерти позволяет человеку мириться с существующим укладом жизни, снимает с него ответственность за то, что вокруг него происходит. Мне не хочется углубляться в психологические дебри, но 9 из 10 человек, с которыми я говорила об этом, не готовы психологически признать, что после смерти зло будет наказано. Я думаю, зло наказано не будет. Это нелогично. Христианство дает слабому человеку убежище от ответственности, надежду, которая позволяет ему спокойно спать, когда вокруг творится несправедливость (с его точки зрения).

Христианство освобождает человека от рассуждений, давая четкие инструкции без права их осмысления. То есть, осмыслять можно, но только с одной целью – прийти к выводу об их правильности и необходимости исполнения. Христианство освобождает совесть человека от бремени принятия решений, четко разделив понятия добра и зла.

Люди смотрят на добро и зло с точки зрения человеческой морали и пытаются доказать, что добро и зло – внеморальные категории. Отвлекитесь на минутку, и подумайте, что есть добро или зло для жизни на земле? Для света звезд, для роста травы. Для термоядерных реакций, происходящих на другом конце вселенной. Имеют ли для них значение чьи-то преступления или страдания? Мы смотрим на добро и зло с точки зрения человека, и только человека. То, что для человека враждебно, мы называем злом. А что полезно или дружественно – добром. Так если добро и зло – чисто человеческие понятия, при чем тут боги? У них свои враждебные и дружественные сущности, и понятия о добре и зле иные. Или же бог в вашем понимании – это воспитатель в детском саду, который решает за детишек, что такое хорошо и что такое плохо? И, конечно, детишкам не понять, почему хорошо молиться и нехорошо блудить, поэтому надо слушаться воспитателя, он лучше знает.

А теперь представьте человека частью мира. Мира, в котором растет трава и светят звезды. Как перевернется ваше представление о добре и зле, как исказятся эти понятия! Вам нужно будет сначала понять место человека в этом мире, а потом осознать, как тот или иной ваш поступок отзовется на вашей же жизни. В масштабе мира и на долговременном промежутке. Вам придется честно ответить на множество вопросов. Вам придется срубить дерево (совершить убийство в глазах язычника) и застрелить зверя (и это тоже убийство). Вам придется отдать себе отчет в том, что для выживания вам необходимо творить зло. И определить меру зла, которую вы можете себе позволить. И свести это зло к минимуму. Можно отказаться от мяса, но это приведет в конечном итоге к неполноценности ваших детей на генетическом уровне, потому что растительный белок не обеспечивает необходимого для строительства организма аминокислот. Можно отказаться от дров в печи, но тогда вы умрете от холода.

Конечно, послушать воспитателя проще и практичней, чем думать самому. Конечно, проще признать отсутствие души в камне и в дереве, и не считать злом убийство зверя. Но, глядя на себя, как на часть мира, а не только человечества, рано или поздно вы придете к выводу, что зло сегодня оборачивается добром завтра, а то, что сегодня казалось добром, завтра окажется той самой дорогой, которая вымощена благими намереньями и ведет в ад.
Язычество жестче христианства, но оно честней. И нужно иметь смелость, чтобы смотреть правде в глаза и признавать свое право совершать зло, и мерить это зло собственной совестью.

С христианина снята ответственность за зло, которое он причиняет миру – богом. Если он не нарушает заповедей, его совесть спит спокойно, ему не надо мерить свои поступки. Если же он нарушает заповеди, то его ответственность лежит не перед теми, кому он чинит зло, а перед богом. И формальное отпущение грехов, и истинное покаяние очищают его совесть без всякой попытки исправить содеянное. Вот грохнул Раскольников старушку, покаялся, вроде как и чист перед богом. А старушку кто вернет? Никто не вернет старушку, необратимую вещь совершил, подлец, и думает, что молитвой это исправит. Не исправит.

Я не хочу сказать, что язычество – панацея от слабости, и только оно сделает человека смелым и честным. Но христианство убивает в человеке честность и смелость (а так же ряд других качеств, которые я ценю в людях и особенно в мужчинах). Убивает подспудно, на очень глубоком подсознательном уровне. Вряд ли язычник рассуждает, подобно мне, отдавая в жертву за срубленное дерево кусок хлеба. Нет, он впитывает мораль с рождения, в молоком матери. Так же как и христианин впитывает свое.

Изложив первую претензию, можно переходить ко второй: гордость. Самоуважение. Осознание возможности расти и достигать немыслимых высот. Дорасти до богов и подняться еще выше. Что мне скажет на это христианство? Что я – червяк. Что человек должен осознать свою греховную природу, греховную от рождения. Низость свою осознать.

Тому, кто желает осознать свою низость, я могу пожелать только удачи в этом начинании.
А я – тот самый человек, который звучит гордо. И предпочту умереть стоя, чем жить на коленях.

Я уважаю себя. И это позволяет мне уважать других. И тех, кто в чем-то стоит ниже меня, и тех, кто летает неизмеримо выше. Я кланяюсь в пояс своим богам, как родителям.

Основа греховности человека – в его телесной составляющей, утверждает христианство. А я считаю, что телесная, или животная, составляющая ничем не хуже духовной. Например, принцип «не убий» заложен в человека таким же инстинктом, как и во всех остальных зверей, которые не убивают себе подобных (представителей одного с ними вида). И только человек обладает разумом, и давно презрел этот инстинкт.

Чудо появления на земле новой жизни – зачатие – превращено христианством в один из самых тяжких грехов. И способность женщины к зачатью (аналогичное способности Матери-земли) названо порочностью.

На даче, в Вырице, я частенько катаюсь на велосипеде. Представьте себя на моем месте: светит солнце, вокруг поют птицы, за деревьями блещет река, я еду в шортах и футболке, ветер в лицо, развевает волосы. Я еду купаться, войду в прохладную воду, проплыву немного по течению, посмотрю в небо… Так мало летних дней в году, неправда ли? По дороге мне частенько встречаются верующие, идущие в церковь: запакованные в черное, спрятавшие волосы от ветра, в душных платках и длинных юбках. Лица их и помыслы обращены к богу. Им три часа стоять на литургии, в духоте и полутьме. Если бы вы знали, как мне их жаль!!! На что они тратят это чудо – жизнь? Этот изумительный летний день? Вместо того, чтобы любить жизнь, наслаждаться каждой ее минутой, любоваться красотой этого мира, они идут думать о смерти!

Христианство – религия смерти. Все, что происходит с христианином, измеряется одной меркой: что с ним будет, когда он умрет.

Ну а теперь, по пунктам, претензии к церкви. И церковь неотделима от веры, как бы против этого не выступали 9/10 тех, кто называет себя «православными».

1. Христианство – религия управления народами. Все вышесказанное дает церкви в руки потрясающие козыри: превращение людей в покорное стадо, которым удобно управлять.

2. Церковь во все времена стремилась к власти и к деньгам. И православная церковь – не исключение.

3. Церковь – это мракобесие. Это тормоз науки и процесса познания. И сейчас, и сейчас тоже, хотя, казалось бы…

4. Церковь – это обман. Это замалчивание истории, или прямое вранье в пользу церкви.

5. Церковь – это пи-ар, мощный, на государственном уровне. Это манипуляция сознанием миллионов людей. И у этих манипуляций две цели: деньги – сегодня, и управляемый народ – завтра.

Конечно, все свои претензии мне в этот пост не уложить. Я написала об этом три книги: «Одинокий путник», «Учитель» и «Вечный колокол». Читайте!