* * *

Aut viam inveniam,aut faciam [3].

Латинская пословица

Ему снилось бесконечное скошенное поле — унылое, однообразное, ровное, как стол. От горизонта до горизонта. И Она уходила от него по этому полю, все дальше и дальше. Ее стройная фигурка в длинной белой рубахе, с развевающимися на ветру густыми черными волосами, становилась меньше и меньше. Бледные босые пяточки ступали по колючей стерне, и холодные тонкие руки висели как плети.

— Ну оглянись, — шептал он беззвучно, — оглянись хотя бы раз…

Он не мог вспомнить ее лица. Мучительно пытался и не мог — оно ускользало. Кажется, вот-вот мгла памяти рассеется, и ее лицо выплывет из мутной дребедени, которой полна его тяжелая голова. Нет.

Фотографии? Это жалкие отпечатки, оттиски, хранящие лишь блеклые следы Ее чистого свечения, захудалая профанация, ничтожное, искаженное отражение Ее тонких черт…

Она никогда не оглядывалась. Она уходила, так и не простив его. Потому что он убил Ее. Он убил Ее так же верно, как если бы ударил ножом в сердце. На что он надеялся? Кто дал ему право прикасаться к тонким нитям судьбы?

Да, он был молод. Он еще многого не умел и не знал. И он был одержим Ею. Это со временем его страсти притупились, пока не угасли совсем. Чем больше он мог, тем меньше ему хотелось. Чем отчетливей он сознавал свое могущество, тем никчемней оно становилось. Он ставил перед собой планки все выше и выше, а когда достигал намеченной высоты, она не радовала его. Да пожелай он — весь мир лег бы к его ногам. Только мир не был ему нужен. Все его сокровища, вся энергия, все силы, вращающие планеты вокруг звезд, не могли Ее вернуть. Он не хотел ничего, из всех страстей, тревоживших его юность, осталась одна — самая высокая планка, самая несбыточная мечта, маниакальная идея: он хотел привести Ее назад.

Глупый Орфей! Да он просто кретин! Пройти туда, куда заказан путь любому смертному! Не влететь бесплотным духом, созерцающим царство мертвых, а пройти живым, во плоти, разжалобить богов, получить желаемое и не удержать из-за собственной тупости!

Да, пролететь туда бесплотным духом может каждый шаман. И даже изловить такого же бесплотного духа, тянущего за собой свое тело, и вернуть назад. Но кто проходил туда во плоти? И кто выводил оттуда умерших, чьи тела давно истлели в могиле? Кто еще одурманил Харона, чтобы пересечь Стикс?

Образы… Красивые причудливые образы рисует сказка, чтобы спрятать за ними истину, тайное знание, сакральный смысл, покрытый тысячелетними табу. И не осталось в живых носителей этого знания. Даже австралийские аборигены, ближе всех стоящие к нему, и они на сотню поколений отдалились от тех, кто знал. Остались только искаженные обряды, позволяющие имитировать переход: выйти на берег Стикса, но не переплыть его. Набрать его мертвой воды, постоять на берегу, приобщиться к монотонному течению и вернуться совсем другим — мудрым, неуязвимым, бесстрашным и спокойным. Но не переплыть!

Там, в глубине причудливых образов, зашифрованное хранителями, изломанное злопыхателями, исковерканное бестолковыми фантазерами, перевранное фольклористами, обработанное литераторами, — сидит Знание. И по крупицам, по микроскопическим вкраплениям в узор, по тончайшим волоскам, проблескивающим сквозь толстый слой времени, можно это Знание получить.

Поворачивая информационные поля, как трубку калейдоскопа, перебирая и перекладывая сложную мозаику аксиом и предположений, тасуя колоду закономерностей и вероятностей, он преодолел и этот барьер. Oenothera libertus

[3] Или найду дорогу, или проложу ее сам.

title=» Или найду дорогу, или проложу ее сам.»

[4] Название Oenothera (Энотера) происходит от греческих слов oinos — вино и ther — дикий зверь. Libertus (лат.) — вольный.