Алексей два дня был мрачнее тучи, и Ника, как бы спокойно рядом с ним себя ни чувствовала, еле дождалась вечера вторника, когда он наконец уехал.

На ее подозрения в адрес плотника он только посмеялся, чем задел ее глубоко и больно. Он сказал, что плотник слегка не в себе, он проверил его прошлое и не обнаружил там никаких темных пятен. Обычный неудачник, инженер с завода турбинных лопаток, которого уволили по сокращению штатов, после чего он и начал шабашить. Квартиру при разводе оставил жене, поэтому угла своего не имеет, прописан у родителей в Лодейном Поле. Зарабатывает хорошо, но кормит бывшую жену с ребенком и родителей-пенсионеров. Никаких крупных трат, кроме покупки избушки, за последние два года не совершал. И вообще не похоже, что он тратит больше, чем зарабатывает. Так что подозрения в его адрес — это несерьезно. Чудак, неудачник, упрямец, но никак не преступник. Конечно, надо будет проверить все самым тщательным образом, но, по всей видимости, он действительно не имеет отношения к несчастным случаям, избушку не хочет продавать из упрямства, а советы покупателям дает, потому что на полном серьезе верит в то, что здесь нельзя жить.

— Но он ведет себя по-хамски, — возразила Ника. — Неужели я должна терпеть его отвратительные выходки, и ты ничего не можешь с этим сделать?

— Милая моя, у него есть одно достоинство, с которым я вынужден считаться. У него золотые руки, и к этим рукам приставлена золотая голова. Ты видела, как покупатели восхищаются нашим домом? Да каждый второй тут же начинает мечтать о таком же! И если я выгоню его, никто мне таких домов рубить не будет, уверяю тебя. Он может себе позволить некоторую… фамильярность, потому что знает себе цену, только и всего.

Ника была в бешенстве. Ну почему Алексей не замечает очевидных вещей? Ведь всё один к одному указывает на то, что именно плотник — причина их несчастий. Конечно, она не стала рассказывать мужу о своих ночных видениях, чего доброго, он примет ее за сумасшедшую и отправит лечиться. И доказать ему, что кто-то нарочно разыгрывает ее, устраивая инсценировки, ей не удастся. Тем более что сам он спит спокойно и призраки с зелеными фонариками его не посещают. Ну еще бы! Если бы призраки были настоящими, они бы не выбирали, к кому являться по ночам. А вот если это задумал человек, то он никогда не придет к сильному уравновешенному мужчине, он будет пугать ее, слабую женщину!

Не успел Алексей избавить Нику от своего присутствия, как на нее свалилось новое несчастье — вечером в воскресенье Надежда Васильевна собралась излить ей соображения о жизни в Долине. И это накануне приезда детей!

Ника, ни о чем подобном не подозревая, села пить кофе в кухне, не дождавшись, пока домработница закончит прибираться и мыть посуду.

— Верочка, ты не подумай ничего про меня, но я должна тебе рассказать. Не спится мне здесь, ни одной ночи еще спокойно не спала. Сначала Коля мой, покойник, приходил. Сядет в ногах, сидит и смотрит. Жалостно так смотрит и молчит. Я уж думала — за мной пришел, да рано вроде. Не болею, своими ногами хожу, с чего это мне помирать-то? А он три ночи молчал, а на четвертую и говорит, тихо так: уезжай, говорит, отсюда, Надюша.

Ника поморщилась: она не собиралась выслушивать эту чушь, она давно дала понять Надежде Васильевне, что ей не нравятся разговоры об этом! Видите ли, убитый на пороге кот — очень нехорошая примета, и жизни теперь в доме не будет.

— Но это еще полбеды, — продолжала домработница. — Сны мне снятся — просто жуть, но и это я бы пережила. А тут, только я в постель укладываюсь и свет гашу, приходит ко мне девка, синяя, худущая, как скелет, в саван одетая, и шипит: убирайся отсюда, убирайся, а то задушу. Три раза приходила. Я как вижу ее — у меня душа в пятки. Руки трясутся, перекреститься сил не хватает. Я уж и «Отче наш» на ночь читала, и в церковь сходила, Коле свечку заупокойную поставила, а она все равно приходит. Руки тянет длиннющие и зубом клацает. Надо бы лампадку к моей иконочке купить, может, ее лампадка испугает?

Ника с каждым словом мрачнела все сильней, но Надежда Васильевна как будто и не замечала этого. И Ника не выдержала:

— Надежда Васильевна! Что вы несете? Вы в своем уме? Какая лампадка, какая девка? Если у вас видения — вам не в церковь надо ходить, а лечиться у психиатра. А если вам плохие сны снятся — пейте снотворное.

Но домработница не растерялась:

— Ты не думай, что я с ума сошла, я пока в своем уме. Я бы тебе никогда этого рассказывать не стала, если бы девочки завтра не должны были приехать. Не нужно деток сюда привозить, не место им здесь. Я старая, мне-то хуже не будет. А детишкам такое явится? На всю жизнь заиками останутся.

Ника вскочила, нечаянно толкнув стол и расплескав кофе:

— Что вы чушь городите? Еще не хватало, чтобы я слушала бред выжившей из ума старухи! Кто мне говорил, что детям надо жить на воздухе? Что вы такое придумали? Мало мне слухов, которые в городе об участках ходят, мало этого ненормального, который клиентам докучает, так и вы туда же? Может, и вы этого сумасшедшего плотника наслушались, а?

— Какого плотника? Илюшу? Так вовсе он не сумасшедший, а очень порядочный молодой человек. И мальчик у него такой хороший, вежливый и умненький. И он все правильно говорит, он нам только добра желает.

Этого Ника вытерпеть не могла, сорвавшись на крик:

— Чтобы я никогда больше ничего об этом не слышала! Ни про плотника, ни про привидения, ни про плохое место! Вы слышали? Никогда!

Надежда Васильевна испугалась и попятилась назад, пока не уперлась спиной в холодильник.

— Только попробуйте кому-нибудь об этом рассказать! — продолжила орать Ника. — Не смейте распускать эти гнусные сплетни!

Она топнула ногой и вылетела из кухни, дрожа от негодования, но пока бежала по лестнице к себе в спальню, гнев ее сменился отчаяньем. Кто-то поставил своей целью выжить ее отсюда, кто-то запугал ее до истерик и нервных срывов, да еще и травит глупую суеверную домработницу! И Алексей ничего не пытается предпринять и не верит ни одному ее слову!

На следующий день Ника едва не опоздала к прибытию самолета и гнала машину с непозволительной скоростью. Конечно, девочки бы не растерялись, они были приучены к самостоятельности, но все равно — заставлять их ждать в аэропорту не следовало. Она вбежала в зал для встречающих в ту секунду, когда ее близняшки показались на его пороге с противоположной стороны.

— Мама! — хором крикнули они, сияя радостными улыбками.

Ника старалась воспитывать их сдержанными в проявлении чувств, как подобает женщинам высокого социального положения; девчонки же, напротив, росли шумными, эмоциональными и искренними. Но на этот раз она и сама не удержалась, кинувшись им навстречу, — за пять месяцев разлуки она столько раз представляла себе эту встречу!

— Марта! Майя! — Ника прижала к себе дочерей, целуя их белые головки.

Девочки вытянулись с зимы, но в них еще не появилась подростковая угловатость и сохранилось детское очарование. Длинными, чуть нескладными ножками и широко распахнутыми глазами они напоминали оленят, с любопытством глядящих на мир. Они унаследовали от Ники то, что она называла «породой»: в них уже проглядывали будущие совершенные пропорции, правильные черты лица, оленья грация движений. И от отца им досталось самое лучшее, что в нем для этого нашлось, — легкие светлые волосы, которые вились так же, как у матери.

Никто не мог различить ее девочек; чужим людям они всегда казались абсолютно одинаковыми. Ника же с самого их рождения знала, кто из них кто, но ей было трудно объяснить, по каким приметам она их различает. У Марты слегка другой взгляд, быстрый и короткий. Она смелей и напористей Майи, наверное, потому что старше ее на несколько минут. И губы Майи сложены совсем не так, мягче и круглей. Неуловимая для посторонних разница всегда бросалась Нике в глаза. Алексей же научился различать детей не сразу, но и он имел свои особые приметы, более простые и понятные мужскому глазу.

Алексей обожал дочерей. Отношение его к Нике всегда было ровным и спокойным, он скорей ценил ее как дорогую и красивую вещь, украшение его жизни, что нисколько не мешало ему уважать ее и прислушиваться к ее мнению. Дети же превращали равнодушного и эгоистичного Алексея в пылкого и трепетного папашу, готового исполнять любые прихоти своих очаровательных дочурок. Ника скучала, играя с детьми, и делала это скорей в воспитательных целях, а муж готов был возиться с ними до бесконечности. Может, поэтому среди их игрушек чаще обнаруживались радиоуправляемые машинки, железная дорога, роботы-трансформеры и конструкторы, чем куклы.

Ника прикладывала множество усилий к тому, чтобы дети не выросли избалованными и капризными; Алексей же не видел в этом ничего дурного, чем невероятно ее раздражал. Однако жаловаться ей было не на что — девочки росли мягкими и покладистыми, несмотря на проказы и природную живость. И воспитатели из частной школы обычно хвалили их и восхищались их способностями, о чем регулярно писали родителям. Алексея эти письма приводили в восторг, Ника же рассматривала их скептически: безусловно, в хороших школах принято радовать родителей успехами детей и своими силами справляться с возникающими проблемами.

Всю дорогу до Долины близняшки наперебой рассказывали ей о школе, учителях и одноклассниках, и Ника слушала их вполуха, тем более ее комментариев они не требовали, а ей это было не слишком интересно. Вот вечером приедет Алексей и выслушает их внимательно и с интересом. Ника же просто радовалась их щебету, солнечной дороге и чувствовала, как приподнятое настроение детей передается ей самой. Ночные кошмары показались ей наваждением, странной фантазией, не заслуживающей серьезного внимания.

Десять дней пролетели незаметно. Илья закончил сруб большого дома, а на баню леса не подвезли, поэтому у них с Мишкой образовалась масса свободного времени.

На второй день после приезда Сережки ему позвонила Лара. Они завтракали, а она так кричала в трубку, что Илье все было слышно:

— Сережа, ты где? Почему ты не у бабушки?

— Я у папы. Мы решили, что я могу и здесь пожить.

— Как? Почему? Немедленно дай трубку отцу!

Илья втянул голову в плечи — этого следовало ожидать. Сережка протянул ему мобильный.

— Тебе не стыдно? Ты же обещал! Зачем ты потащил ребенка в свою ужасную бытовку? Где он там спит? Как он будет питаться?

— Лара, все будет хорошо. У меня не бытовка, а избушка. У нас чисто, воздух свежий, речка через дорогу. И готовлю я каждый день.

— Что ты там готовишь? Бутерброды и макароны с сосисками? Ты испортишь ребенку желудок! Детям каждый день надо есть суп, ты готовишь ему супы?

— Клянусь, я каждый день буду готовить супы… — Илья был готов пообещать все что угодно.

— Да? Из пакетика? Или из бульонных кубиков?

— А из чего надо?

Лара шумно вздохнула.

— Немедленно вези его к бабушке! Там за ним будут нормально присматривать.

— Не повезу. Когда вернешься, можешь попробовать лишить меня родительских прав. А сейчас — не повезу.

— С тобой бесполезно разговаривать!

Илья пожал плечами и подмигнул Сережке.

— Мама разрешила? — спросил тот.

— Не-а, — хмыкнул Илья. — Но можем же мы иногда ее не слушаться?

Илье она больше не звонила, а Сережка болтал с матерью спокойно — наверное, ей пришлось смириться с их выходкой.

Вероника не вняла предупреждениям — через три дня после приезда Сережки привезла в Долину дочерей. Сережка немедленно взял их под свое покровительство. Во-первых, другие дети поблизости не жили, а ему хотелось с кем-то играть, а во-вторых, девчонки по части проказ дали бы фору любому мальчишке. Сережка был старше, поэтому посматривал на них сверху вниз, а кроме того считал себя мужчиной, что давало ему дополнительные преимущества.

До поры до времени в избушку они не входили — боялись. И считали Сережку отважным только потому, что он там живет. Но однажды ливень застал их играющими на дороге — Сережка увлеченно что-то рисовал девчонкам на асфальте углем. Он вообще хорошо рисовал, хотя никогда этому не учился. Спасаясь от сплошной стены дождя, все трое с визгом ввалились в столовую, где Илья сидел у окна с книжкой.

— Ой, — в один голос сказали девчонки и попятились к выходу.

— Да не бойтесь, — успокоил их Сережка, — ничего же страшного нет. Садитесь, сейчас я чаю сделаю. У нас конфеты есть и торт вафельный.

С тех пор как Мишка бросил пить, шоколадные конфеты водились в избушке в изобилии и составляли единственное счастье его трезвой жизни.

Девчонки помялись у входа, но любопытство пересилило страх, и они потихоньку, по стеночке, пробрались к столу и синхронно сели на краешек лавки. Сережка как заправский хозяин включил чайник и сполоснул три железные кружки.

— Ой, какие домики! — закричали близняшки и показали пальцами на полку, где стояли модели домов.

— Это мой папа делает. Красиво, правда?

Они кивнули.

— А можно посмотреть? — спросила та, которая сидела ближе к Илье.

— Сломаете, — фыркнул Сережка.

— Не жадничай, — вмешался Илья. — Конечно можно. Сейчас я сниму.

Вначале они боялись трогать домики руками, только рассматривали с открытыми ртами, пока та, что была посмелей, не ткнула пальцем в одну из моделей:

— Смотри, а тут гараж и еще маленький домик. Это для гостей? — она подняла большущие глаза на Илью.

— Это банька, — пояснил Илья.

— Здо́рово! — выдохнули обе.

Они начали потихоньку двигать модельки, поднимать и рассматривать со всех сторон.

— Ой, Майка, смотри, это же наш дом! — взвизгнула одна.

— Точно! — обрадовалась вторая.

— А вот еще один, у меня их два, — засмеялся Илья и придвинул второй поближе к близняшкам.

— А зачем два?

— Чтобы подарить двум маленьким одинаковым девочкам, — подмигнул им Илья.

— Спасибо! — хором поблагодарили они.

— Пап, а пока дождь идет, можно нам с ними поиграть? — спросил Сережка.

— А во что вы будете играть?

— Ну, построим коттеджный поселок. Я сейчас машины принесу, дороги сделаем.

— Играйте, только не ломайте, хорошо?

— Нет, ты что! — заверил его Сережка.

Чтобы не мешать им, Илья ушел в спальню и прикрыл за собой дверь — пусть их не смущает его присутствие. Мишка спал: накануне читал всю ночь. Сначала дети вели себя тихо и только перешептывались между собой, но потом осмелели и даже пытались шумно ссориться. Поэтому когда через полчаса Илья обратил внимание на то, что в столовой тихо, его это насторожило. Если дети не шумят — значит, они что-то задумали. Он потихоньку поднялся с кровати и посмотрел в щелочку.

Предчувствия его не обманули. Одним краем на спинке стула, а другим на краю стола висел эмалированный таз, до краев наполненный водой. По тазу плавал Сережкин катер. Коттеджный поселок они выстроили со всем тщанием — автомобильные дорожки были вместо гравия отсыпаны гречневой крупой, вокруг домов сооружены заборы из воткнутых в столешницу гвоздей. Пучки травы, вырванной вместе с землей около крыльца и плотно засунутые между досок столешницы, изображали деревья.

Илья успел подхватить таз за секунду до его падения — вылить на пол почти полное ведро воды было бы слишком. Сережка и сам понял, что таз сейчас упадет, но ему все равно не хватило бы сил его удержать.

— Я так полагаю, это было озеро? — спросил Илья с ухмылкой, убирая таз подальше в угол.

— Да. Мы хотели сделать речку, но у нас ничего не вышло, — виновато ответил Сережка.

— А зачем вы его подвесили, неужели нельзя было поставить?

— Ну как же! Если бы мы его поставили на стол, то он был бы выше всех домов. Озеро же не может быть выше домов!

— Согласен, — Илья качнул головой, — но можно поставить его на лавку.

— Тогда получалось слишком низко, как бы люди к нему спускались?

Илья вытащил из бытовки деревянный ящик из-под гвоздей и пристроил на лавку, предусмотрительно выплеснув половину воды из таза.

— Ну и как они будут садиться в катер? — презрительно поинтересовался Сережка.

— Надо сделать мостки со ступеньками. Видел, как на пляже сделано? Вот и мы сейчас так сделаем.

Изготовление мостков не заняло много времени. Во всяком случае, они получились не хуже заборов.

— Теперь надо провести туда дорожку! — Сережка радостно вытащил из-под стола початый пакет с гречкой.

Илья решил, что хуже уже не будет. И только когда Сережка размахнул дорожку шириной в автомобильный проезд, Илья попробовал его остановить:

— Ну куда столько сыплешь? Они что, на машине на пляж будут ездить?

— А почему нет? Скутеры-то надо туда подвозить! — немедленно возразил Сережка.

— Да, про скутеры я не подумал, — вздохнул Илья.

За разговором они не заметили, как открылась входная дверь, и все вчетвером подпрыгнули, когда услышали недовольное:

— Вот вы где!

— Мама! — хором закричали близняшки.

Посреди столовой стояла Вероника и нервно оглядывалась по сторонам. Илья не понял, сердится она или, наоборот, рада тому, что нашла своих детей.

— Мамочка, посмотри, какой у нас поселок получился, — в один голос сказали девчонки.

Вероника равнодушно окинула взглядом стол. Нет, ну какая холодная! Илья в первый раз видел женщину, которая не пришла в восторг от его спичечных моделей. Может, заборы вокруг них и не производили впечатления, да и деревья повяли и опустились, но дорожки-то были на высоте!

— Вы почему домой не пошли, когда дождь начался? — спросила она беззлобно.

— Мы не успели. Нас Сережка к себе позвал.

— Ладно, собирайтесь, пойдем, — вздохнула она.

— Ну мама, ну посмотри. У нас и озеро есть, и катер. И машины ездят.

— Очень хорошо, — холодно кивнула она. — Сережа, спасибо тебе, что не дал им промокнуть.

— Мамочка, можно мы еще немножко тут поиграем?

— Нет, нехорошо надоедать Сереже, тем более что вам пора обедать.

— Да они мне вовсе не надоедают, — вежливо ответил парень.

Присутствие Ильи Вероника намеренно игнорировала, даже не поздоровалась с ним.

— А нам дядя Илья подарил домики, они одинаковые. Посмотри, ты ничего не замечаешь? — одна из близняшек осторожно подняла модель и протянула Веронике.

— А что я должна заметить? — Илье показалось, что она намеренно не стала рассматривать модель.

— Это же наш дом! — хором ответили девчонки.

— Правда? Как здорово. Скажите спасибо и пойдем.

— Мы уже сказали, — ответила одна из близняшек.

Видимо, они привыкли к тому, что спорить с мамой себе дороже, поэтому не стали больше ее уговаривать, подхватили подаренные им домики и, синхронно вздохнув, направились к выходу. Только тогда Вероника удостоила Илью взглядом, но он снова не понял, с презрением она на него посмотрела или с благодарностью.