В понедельник вечером, довольно поздно, в дверь избушки постучали. Илья никого не ждал в такой час, он в это время валялся на кровати и читал. Простукивать дом он закончил, жучка нигде не обнаружил и в который раз подивился тому, как же все-таки случилось упасть этой злосчастной балке. Хозяйка дома с красивым именем Вероника не сказала ему ни слова, отчего было обидно и как-то не по себе. А ведь еще как минимум два дня ему придется торчать в ее доме. Она притягивала его чем-то, вызывала жгучий и какой-то иррациональный интерес. Загадочная, надменная, холодная — как снежная королева. Ладно, он готов простить ей снобизм, граничащий с дурным воспитанием. Но зачем она на каждом шагу поминает избушку, которую вот-вот снесут? Да, он пробовал заговорить об этом с ее мужем, но ничего не добился, только поставил себя в дурацкое положение. Залесский лишь посмеялся над ним, не злобно, по-доброму так, снисходительно. Лучше бы он распустил пальцы и попытался поставить наглого плотника на место, тогда можно было бы ответить грубостью на грубость. А чем можно ответить на благосклонную улыбку?

Непросыхающий Мишка как всегда храпел на лавке в столовой. Пришлось встать и выйти навстречу гостям — Илья успел запереть двери на ночь.

На пороге стоял старик. Очень старый, столько не живут. Но особенный. Илья привык видеть стариков бедными, побитыми жизнью, непритязательными в еде и одежде. Этот же был одет в безупречный темный костюм, галстук, узкие вычищенные ботинки. На голове его сидела элегантная шляпа, а опирался он на зонтик-тросточку. Его редкие седые волосы, зачесанные назад, похоже, только что укладывал парикмахер. Илья попятился назад и пробормотал смущенно:

— Вам, простите, кого?

— Здравствуйте. Я хотел бы видеть Максимова Илью Анатольевича, — старик церемонно кивнул.

— Здравствуйте, — Илья вместо кивка на секунду втянул голову в плечи, — это я. Проходите, пожалуйста.

Ему стало очень неловко от того, что Мишка храпит на лавке в таком непрезентабельном виде.

— Вы никогда не спрашиваете незнакомцев, кто они такие и что им надо, когда они ночью вламываются к вам в дом? — поморщился старик и широко шагнул через порог, опираясь на трость.

— Если честно, то никогда, — хмыкнул Илья. — Наверное, вы сами мне объясните, зачем пришли, разве нет?

Старик улыбнулся и кивнул.

— Я могу присесть к столу?

— Конечно, — Илья смахнул с лавки на пол Мишкину грязную полотняную сумку, — если, конечно, не боитесь испачкать костюм…

— Нет, не боюсь, — улыбнулся старик, и лицо его вдруг осветилось и помолодело. И если до этого Илья чувствовал себя неловко, то после этой улыбки ему стало легко и комфортно, — и пусть вас не смущает ваш нетрезвый товарищ, я не ожидал увидеть ничего другого.

— Почему? — удивился Илья.

— Строители никогда не отличались трезвым образом жизни. К тому же я наводил о вас справки.

— Обо мне? Зачем? — Илья удивился еще больше.

— У меня к вам дело. Верней, предложение. Но перед тем как изложить его суть, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Вы не возражаете?

Илья помотал головой.

— Тогда сядьте и предложите мне чаю, что ли… — старик снова улыбнулся. Удивительная улыбка — открытая и добрая.

— Конечно, — Илья потянулся к чайнику и щелкнул выключателем, — но у нас кружки только железные остались, остальные перебили.

— Ничего, — старик закусил угол губы, пряча улыбку, — из железных кружек мне тоже доводилось пить. На фронте.

Илья прикинул, сколько ему может быть лет, и присвистнул. Самое малое получилось — восемьдесят.

— Мне восемьдесят шесть, — кивнул старик, как будто прочитав его мысли, — и зовут меня Павел Тихонович Ропшин, так что будем знакомы.

Илья пожал протянутую руку, худую и сморщенную.

— Хорошо у вас пахнет здесь… — пробормотал старик, помолчав.

— Это перегаром, что ли? — усмехнулся Илья, глянув на Мишку.

— Нет, стружкой, свежей стружкой.

— Так мы плотники. От нас так всегда пахнет. Я привык, не замечаю.

— Хороший запах.

— О чем вы хотели меня спросить? — Илья никак не мог сообразить, какое дело могло привести сюда этого человека.

— У меня много вопросов. Для начала я хотел бы узнать, не случалось ли с вами несчастных случаев за то время, что вы жили здесь?

Илья пожал плечами:

— Да вроде нет. Серьезных, по крайней мере.

— Это хорошо. А что у вас с руками?

— Меня собаки покусали. Новые хозяева привезли двух азиатов и не уследили за ними.

— Забавно. Собаки новых хозяев… — старик посмотрел на потолок, как будто обдумывая что-то, — вы действительно живете здесь два года?

Илья кивнул.

— И как вам здесь нравится?

Странный вопрос. Илья удивленно наклонил голову и поднял брови.

— Ну, вообще-то мне здесь нравится, — хмыкнул он, а потом решил, что этого мало, и добавил: — Если честно, я хотел бы остаться здесь навсегда, но, боюсь, у меня это не получится.

— Хорошо. Скажите, а пока вы жили здесь, не замечали ли вы чего-нибудь странного? Ну, например, взгляда в спину?

Илья откинулся к стене и дунул на челку.

— Да, замечал.

— И какой это взгляд? Добрый, злой, враждебный?

— Нет, теперь не враждебный. Мы… мы здороваемся, — Илья смутился и опустил голову. Слишком это прозвучало… по-детски, что ли.

— Прекрасно, — старик подался вперед, — это замечательно. Может быть, вы и Печника видели?

— Нет, не видел, — Илья вскинул голову и улыбнулся, — только слышал. Вот Мишка видел.

Он кивнул на распростертое тело.

— Я думал, мне придется долго расспрашивать, — старик потер руки, — однако вы превзошли мои ожидания. Я не ошибся. Наверное, теперь мне стоит сказать вам, кто я такой. Простите, что не сказал сразу, мне нужно было понять, что вы за человек. Кстати, это правда, что вы хотели отремонтировать избушку?

— Правда, — Илья помрачнел, вспомнив, как снисходительно улыбался Залесский, — только мне не дали.

— Вы тоже называете этот дом избушкой, не правда ли? А это помещение — столовой?

— Да, — усмехнулся Илья, — а как вы догадались?

— Я ее хозяин. Законный владелец, так сказать…

Илья привстал с места, глядя, как довольно улыбается старик.

— Так что, в некотором роде, это вы у меня в гостях, а не я у вас.

Илья сел на место, совсем смутившись. А потом вдруг вскочил снова. Что на него накатило? Он заговорил быстро и сбивчиво, боясь, что старик не даст ему закончить. Он хотел быть убедительным, хотя ни секунды не верил в удачу.

— Послушайте, я знаю, что не имею права просить вас. Но я вижу, вы не бедный человек, вам это ничего не будет стоить. Пожалуйста, я очень прошу вас — продайте избушку мне! Она для меня… Вы, наверное, не представляете… Она мне как родной дом стала, понимаете? Я жить не смогу, если ее снесут, а они хотят ее снести. Я не знаю, почему мне это так важно, но, может быть, вы поймете? У меня есть деньги, тысяч пять долларов, я все вам отдам. И потом буду выплачивать сколько скажете. Только не отдавайте ее им, я прошу вас. Я не хочу, чтобы ее снесли. Я даже не для себя, понимаете? Вы извините, что я вас прошу, мне просто ничего другого не остается.

Старик расхохотался и опустил голову, исподлобья глядя, как Илья мучительно подбирает слова.

— Замолчите уже, — махнул он рукой.

Илья осекся и растерянно посмотрел на старика — неужели он был настолько смешон?

— Извините, — Илья поджал губы, которые подозрительно дрогнули.

Старик улыбнулся и ласково глянул на Илью:

— Я рад, что наши желания совпали.

— В смысле? — не понял Илья.

— Я приехал сюда, чтобы предложить вам купить у меня избушку. И не думайте, что это радостное событие в вашей жизни, а я — ваш благодетель. Я очень стар, я скоро умру. И у меня нет ни сил, ни времени за нее бороться. Так что оставьте себе свои жалкие пять тысяч, мне они не пригодятся. Мои дети обеспечили мне достойную старость, им ваши пять тысяч — два раза сходить в хороший ресторан. Они не обеднеют, если я лишу их этого наследства. Лучше я расскажу вам все по порядку, а вы решите, соглашаться или нет, хорошо?

Илья кивнул:

— Да я и так согласен, честное слово.

— Нет уж, дослушайте меня. Вся ваша жизнь, здоровье и благополучие будут связаны с ней. Пока стоит избушка — вы будете счастливы, вполне обеспеченны и довольны собой и жизнью. Но если она рухнет, то и ваша жизнь будет разрушена до основания. Но для вас, я вижу, это не главное?

Илья покачал головой.

— Да, для меня это тоже не имело никакого значения. Я берег избушку вовсе не потому, что боялся что-то потерять. Я просто любил ее. Ее и все то, что ее окружает. Я знал, что на склоне дней найду преемника, так же как меня нашел ее предыдущий хозяин. Мне было чуть больше тридцати, когда я приехал сюда строить механический завод. Жить мне было негде, и однажды я случайно набрел на этот домик. Он пустовал, я поселился в нем и прожил около трех лет. Пока ко мне из леса не вышел старый, бородатый человек, очень похожий на лешего. И я тоже уговаривал его продать мне избушку. Мое время пришло несколько позже. Не знаю, случайно это получилось или так было запланировано где-то наверху, но, чтобы защитить избушку, мне пришлось стать председателем местного поселкового совета. Моя карьера складывалась стремительно и легко. Я не знаю, есть ли в этом хоть толика моих заслуг. Хотя, конечно, есть. На месте Долины собирались построить пионерский лагерь. И к тому времени я понял, что дело не в избушке. Избушка — только центр Долины, ее пуповина, если хотите. Долина не подпустит к себе людей. Она не позволит людям поселиться здесь. Вы, наверное, и сами это уже заметили.

Илья кивнул, еще не вполне уверенный в том, что понял это.

— Разве мог я допустить, чтобы тут поселились дети? Всеми правдами и неправдами я добился того, чтобы место для строительства перенесли на другой берег реки. Потом поступило предложение отдать Долину под дачные участки, и снова я отвел от нее удар. Это случилось уже на излете моей карьеры, в восьмидесятых. На много лет про это место забыли, потому что на всех топографических планах — кроме военных, конечно — оно помечено как непроходимое болото. И вот теперь ей снова угрожает опасность. Верней, еще неизвестно, кому угрожает опасность, Долине или тем, кто собирается тут поселиться. Но, так или иначе, я ничего не смог сделать с этим. У меня достаточно денег, точнее, достаточно денег у моих детей. Но стоимость этих участков сейчас превосходит все мыслимые суммы, я поздно узнал о том, что здесь ведется строительство. Я стар, я очень редко выхожу из дома. Теперь я не могу ничего сделать для Долины. Кроме одного: найти преемника. И, похоже, я его нашел. Я могу честно переложить свой груз на ваши плечи, я сделал для Долины все, что мог, теперь пришла ваша очередь. Мне даже неловко перед вами. У вас нет времени сделать карьеру, как это произошло со мной, нет денег, чтобы с их помощью что-нибудь предпринять. Но вы молоды. По сравнению со мной, разумеется. И в то же время вы уже не мальчик, кое-что можете, не правда ли?

— Я не знаю, что я могу, — Илья пожал плечами, — но я не отдам им избушку, можете не сомневаться.

— Да я и не сомневаюсь, — усмехнулся старик. — Только, боюсь, люди, пришедшие сюда на этот раз, сильно отличаются от тех, кто посягал на Долину до этого. Мне кажется, передавая вам такое наследство, я подвергаю вашу жизнь опасности. Но есть у меня мысль, что я всего лишь закреплю юридически ваши права на избушку, а приняли вы на себя этот груз без моего участия и уже давно. Скажите, вы не боитесь?

Илья покачал головой.

— Да чего мне, собственно, бояться? Насколько я понимаю, снос избушки для них не более чем прихоть, разве нет?

— Ну, пока да, — согласился старик, — но кто знает, как дело повернется дальше. А кроме того, эти люди привыкли идти на поводу у своих прихотей. Вы понимаете, как на вас начнут давить, когда узнают, что хозяин избушки — вы?

— Ну не убьют же они меня, честное слово, — улыбнулся Илья.

— Нет, думаю, до этого не дойдет. Повод мал. Но им самим тут придется несладко. И я не знаю, что они предпримут, когда Долина начнет выживать их отсюда всерьез, а не только пугать, как делает это сейчас. Последний раз люди пробовали селиться здесь в девятнадцатом веке, собирались построить монастырь. Это была кучка религиозных фанатиков, борьбу с нечистой силой они почитали своим долгом, поэтому не догадались вовремя уйти. Долина убила всех, по очереди. После этого кто-то предпринимал жалкие попытки, но все они кончались ничем. Люди бежали отсюда, не успев закончить строительства. Во время войны немцы попытались разместить здесь детский лагерь, им требовалась кровь для раненых. Лагерь, конечно, они открыли, километрах в пяти отсюда. А здесь их полегло не меньше сотни человек, солдат и офицеров. Как ни странно, никто из детей от Долины не пострадал.

— Подождите. Вы хотите сказать, что людям, которые поселятся здесь, грозит опасность? — перебил Илья.

— Да, и еще какая. Но я не советую вам даже пытаться их предупреждать. Поверьте моему опыту, это ни к чему не приведет. В лучшем случае над вами посмеются, а в худшем — обвинят в злом умысле.

— Но как же… Это же… как-то не по-людски. Они же опасности не понимают. Они не верят…

— Вам сорок лет, если я не ошибаюсь? Не будьте ребенком. Не пытайтесь гнаться за двумя зайцами, вы не поймаете ни одного. Люди разберутся без вас.

Илья опустил голову. Наверное, старик прав. В лучшем случае над ним посмеются…

— Скажите, а что это за место? Почему здесь происходит столько странностей?

Старик усмехнулся:

— Если честно, я не знаю. Место, где инфернальный мир соприкасается с нами. Верней, не так. В этом месте все сходится. Все является единым целым. Узел. Я не могу этого объяснить, я только чувствую это. И знаю, что сносить избушку нельзя. Я понятия не имею, что после этого случится. Наверное, нечто страшное.

Мишка вдруг засопел, сел на лавке и пробормотал себе под нос:

— Болото, кругом болото. Как нарыв. Как жить, Илюха?

— Спи, — посоветовал Илья.

— Да. Спасибо.

Мишка упал на лавку и через секунду снова захрапел.

— Я полагаю, ваше согласие на покупку избушки я уже получил? — хитро прищурился старик.

Илья кивнул.

— Завтра утром мы с вами поедем к нотариусу. Все документы на продажу у меня готовы, надо вписать только ваши паспортные данные. Регистрацию сделки я возьму на себя, это, знаете ли, тягомотина, а у меня остались связи. И еще. Подлинники документов мы оставим у моего юриста, на всякий случай. Сейчас все продается и покупается. Ваш экземпляр документов уничтожить будет сложней, чем заплатить чиновникам за изменение имени собственника в их регистрах.

— К чему такие сложности? — пожал плечами Илья.

— Я не знаю, как повернется дело, — вздохнул старик, — и более того: предлагаю вам немедленно оформить завещание на имя вашего сына с условием, что избушка не может быть продана до его совершеннолетия. Это обезопасит вас, и… для избушки это будет дополнительная страховка.

— Хорошо, — согласился Илья. Никто не знает, как сложится жизнь. Пусть хотя бы до Сережкиного совершеннолетия избушка будет в безопасности.

— Ну а теперь налейте мне наконец чаю, — старик улыбнулся.

Илья потрогал чайник и снова щелкнул кнопкой включения. Он был счастлив.

— Илюха, плохо мне. Помру я.

Мытый, трезвый Мишка лежал на кровати в спальне и страдал от абстиненции.

— Не помрешь. От похмелья еще никто не помирал. Помирают от перепоя.

— Я врач, мне видней, — Мишка слабо улыбнулся. — Илюха. Вызови шамана.

— Ни. За. Что, — Илья повернулся к стенке и уткнулся в книжку. — Воду пей.

— Не могу больше.

— А ты через «не могу». Водку-то и через «не могу» пьешь…

— Илюха, пожалуйста. Я тебе деньги отдам, ты не бойся.

— Да не нужны мне твои деньги. Сказал — нет, и все. Хватит.

Мишка замолчал, издав жалобный стон. Илья отодвинул книгу — Мишка отбил всякое желание читать. Жалко его было до слез. Тем более что облегчить его участь можно одним звонком, и доктор примчится через полчаса — Илья давно нашел местного «шамана», и Мишка был одним из его постоянных клиентов. Но бесполезно это. Три капельницы — и Мишка готов к новому запою. Сейчас он бросил пить только потому, что не может дойти до магазина, а после детокса сил у него ощутимо прибавится.

— Илюха, я тебе клянусь, что подошьюсь. Не веришь?

— Не верю, — отрезал Илья, — ты уже кодировался, трех недель не прошло.

— Кодировка — это ерунда, ты же знаешь. Надо подшиваться.

— Надо. Но детокс для этого не нужен. Отстань от меня.

— Илюха, я очень прошу.

— Отстань.

Мишка снова со стоном вздохнул. За стеной, в столовой, вдруг послышался какой-то странный звук — то ли всхлип, то ли вздох. Илья прислушался. И отчетливо услышал чьи-то осторожные шаги. Дверь была заперта, зайти в избушку снаружи никто не мог. Раздался скрип открывающейся на улицу двери, а потом ее легкий хлопок. Тревога кольнула в грудь и расползлась по телу противными мурашками.

Илья сел на постели.

— Мишка, ты слышал?

— Что?

— Кто-то прошел.

— Ну и что? Прошел и прошел. Это Печник.

Илья надел кроссовки и поднялся. Печник ходил совсем не так.

— Ты куда? — спросил Мишка.

— Да так, пройдусь, — ответил Илья, протянул руку за ватником, висевшим на крючке, и с удивлением заметил, что рука заметно дрожит.

Он толкнул дверь в столовую и осторожно выглянул. Разумеется, там никого не было. Судя по звукам, некто должен был выйти отсюда на улицу, но интересно, как и когда он зашел?

Илья подошел к входной двери и увидел, что засов аккуратно задвинут изнутри. Значит, показалось. Но ведь он не Мишка, чтобы ловить глюки. Любопытство пересилило здравый смысл — Илья отодвинул засов и распахнул дверь.

Ночной воздух шевельнулся, как будто шагнул ему навстречу. Тьма окутала Долину, непонятные звуки ночи разносились далеко и отчетливо. Где-то плеснула вода, хрустнула ветка, что-то щелкнуло — далеко, около леса. Илья всмотрелся в темноту, но не уловил никакого движения. И ничьих шагов тоже не услышал. Он постоял на крыльце с минуту, прислушиваясь и на всякий случай придерживая дверь. Нет. Ничего. Показалось.

Илья вернулся в столовую и сел на лавку. Раз уж встал, можно выпить чаю. Он хотел включить чайник и уже протянул руку, когда заметил какое-то движение около печки. Рука застыла в воздухе: между бревен что-то шевелилось. Илья присмотрелся — не было никаких сомнений, из паза высунулись пальцы. Отвратительные, длинные, серо-синего цвета. Как будто бревно прижало их, отчего они посинели. Грязные, обломанные ногти. Это было настолько невероятно, насколько и реально. А когда между бревен появилась вторая рука, приоткрывая темную щель, Илья, не очень-то долго думая, схватил чайник и кинул в стену.

Пальцы немедленно исчезли, вода выплеснулась на бревна, чайник с грохотом прокатился по полу и замер у его ног.

— Эй, что там такое? — слабым голосом спросил Мишка.

— Да ничего, я чайник уронил, — ответил Илья. Интересно, это на самом деле только что произошло или привиделось? Не слишком ли много галлюцинаций за последние пять минут? Он уставился на стену, как будто пытался увидеть что-то сквозь нее. Да не могло ему показаться! Вот там, между третьим и четвертым бревном, где выломана щепка…

Илья нагнулся за чайником и снова заметил движение, на том же самом месте. На этот раз появился только один палец. Как будто попробовал — не кинут ли чем-нибудь теперь? Илья замер и решил подождать, что будет дальше. Зрелище производило впечатление не столько пугающее, сколько отвратительное: белая с краю ногтевая пластинка у основания была совсем синей, со всех сторон обрамленная черной каймой. Кожа землистого цвета слегка шелушилась и походила на чешую. Илья выпрямился и затаил дыхание.

Вслед за одним пальцем появился второй, а потом третий. Они легли на бревно, как будто хотели опустить его чуть ниже. Между бревен начала появляться темная щель, рука высунулась наружу до самого запястья, трогая воздух. Тонкая, изящная и гибкая рука.

Любопытство побороло отвращение и страх: Илья метнулся к стене и ухватил руку за длинные грязные пальцы. Она была холодной и по ощущениям тоже напоминала чешую — гладкую бархатистую чешую гадюки. Рука попробовала вырваться, но он держал ее крепко.

Что произошло, он не понял: все случилось меньше чем за миг. Бревна как будто раздвинулись, между ними метнулось нечто — Илья вскрикнул и выпустил пальцы: эта тварь его укусила!

Пожалуй, теперь не осталось сомнений в том, что это не бред и не галлюцинация. Илья со стоном опустился на лавку и посмотрел на руку: между большим и указательным пальцем краснела глубокая круглая дырка, набухавшая кровью. Но самое ужасное состояло в том, что место укуса отекало на глазах. Да и по ощущениям это больше всего напоминало укус пчелы. Неужели она ядовитая?

— Что там у тебя такое? — спросил Мишка из спальни.

Если сейчас сказать Мишке, что из стены выскочила какая-то тварь и тяпнула его за руку, на неокрепшую психику тяжелобольного человека это произведет непредсказуемое впечатление. Илья решил промолчать, да и спрашивал Мишка из вежливости, ему было не до того.

Между тем пальцы появились снова. От злости Илья подхватил полено, лежавшее у печки, и как следует саданул по стене. Пальцы исчезли, и ему показалось, что из-за стены донесся жалобный, недовольный писк и шипение.

— А нечего кусаться, — пробурчал он себе под нос и прикрыл дверь в спальню, чтобы не беспокоить Мишку. Было любопытно, что же случится дальше, хотя ситуация и представлялась ему абсурдной и небезопасной.

Не прошло и минуты, как бревна раздвинулись снова, но на этот раз тварь побоялась высовывать пальцы далеко, только ногти торчали. Однако щель постепенно расширялась до тех пор, пока между бревен не мелькнуло два горящих зеленью глаза. Илья присел на корточки на безопасном расстоянии — еще не хватало, чтобы эта зараза укусила его за лицо. Полена он из рук не выпустил.

— Ну? — спросил он тихо, глядя в два светящихся зрачка.

— Уйди отсюда, — прошипела тварь отчетливо.

— Не-а, — усмехнулся Илья.

— Уйди, мне надо выйти.

— Выходи, — Илья пожал плечами.

— А ты не будешь бить меня своим поленом?

— Если не будешь кусаться.

— Нечего меня хватать, тогда я не буду кусаться.

Илья снова пожал плечами и посмотрел на укушенную руку. Раздуло ее так, что кожа должна была вот-вот лопнуть.

— Вот сволочь, — он опять посмотрел твари в глаза.

— Сам сволочь, — ответила тварь. — Не бойся, я несильно ядовитая. Само пройдет, дня через три.

Бревна раздвинулись шире, и Илья увидел лицо. Если это можно было назвать лицом. С одной стороны, несомненно, оно очень походило на человеческое, а с другой, очевидно, человеческим не было. Нечто среднее между лицом, мордой и голым черепом. Оно казалось каким-то заостренным — острые скулы, острый запавший нос, остроконечные уши, покрытые свалявшейся, засаленной шерстью, низкий лоб, выступающий вперед, и острый скошенный подбородок. Тонкая нитка бледных губ и огромные, глубокие глаза, смотревшие как будто из колодца.

Рот существа приоткрылся, и Илья увидел единственный зуб — длинный и острый.

— Так я выйду? — кокетливо поинтересовалась тварь.

— Ага, — кивнул Илья и отодвинулся. Бревна разошлись, между ними протиснулась косматая голова, а за ней появилось острое костлявое плечо, едва прикрытое какой-то старой ветошью. Тварь оттолкнулась и бесшумно вывалилась на пол, перевернувшись через голову, прямо к ногам Ильи. Ростом существо было ему до плеча, очень худое, костлявое, одетое в нечто, издали напоминавшее ночную рубашку, которой неоднократно протирали пол. Спутанные волосы грязным клубком лежали на спине. Длинные тонкие ноги тварь подтянула к себе, выпятив большие коленки.

— Ну ты и кикимора, — ухмыльнулся Илья.

— Я не кикимора, я Мара, — с достоинством ответила тварь.

— Очень приятно. Мне тоже представиться? — хохотнул Илья.

— Я тебя знаю, ты хозяин избушки, страж Долины. Я тебя сто раз видела.

— Да? Где это?

— Так здесь же.

Мара неуклюже поднялась с пола, путаясь в собственных длинных ногах, и сделала вид, что отряхивается:

— Как тебе мой сарафанчик? — она приподняла подол ночной рубашки цвета грязи и повернулась бочком.

— Ну ничего, ничего, — пробормотал Илья. — Ты со мной еще и заигрываешь?

— А почему нет? Я тебя приглашаю пойти со мной. Ты думаешь, я одна сегодня сюда вылезаю? Не я, так кто-нибудь другой тебя подцепит. А мне приятно провести время в обществе интересного мужчины, — она нагнула голову и улыбнулась, обнажив единственный зуб.