В голосе Надежды Васильевны появились слезы.
— Я вам сказала — принимайте на ночь снотворное, и не будет никакой нечистой силы.
— Да? Чтобы они во сне меня задушили? Боюсь я засыпать, боюсь, как ты не понимаешь! — домработница разрыдалась и опустилась на стул возле буфета. — Не могу я тут больше, уеду я… Я вас очень люблю, но всему же есть предел…
Этого только не хватало! Да если Надежда Васильевна уедет, слухи вообще не остановишь!
— Только попробуйте уехать, и только попробуйте кому-нибудь об этом рассказать. Вы что, хотите на улице остаться? Вы Алексея нищим хотите сделать? Неужели непонятно, что из-за этих слухов нам ни одного участка не продать? И нечего рыдать! Никто вас не задушит, не выдумывайте. Пейте снотворное и спите спокойно.
— Может, батюшку позвать? Освятить дом-то? — робко предложила Надежда Васильевна, поднимая мутные заплаканные глаза.
Ника фыркнула.
— Вот ты не веришь, и зря. Ничего хорошего в этом доме не будет, ничегошеньки. Опасно здесь находиться, мне и покойный Коля это сказал, и с потолка что-то все время падает. Ни днем ни ночью покоя нет. Я и девочек предупредила, чтобы свет на ночь не гасили, при свете-то нечистая сила не так опасна.
— Что? — заорала Ника. — Так это вы им в голову вбили эту ерунду? Ну спасибо! Ну отблагодарили, нечего сказать! Вы соображаете, что вы сделали?
Домработница испуганно затихла. Может быть, Ника напрасно подозревает злой умысел там, где его нет? Сперва детей возят в замки с привидениями, потом выжившая из ума нянька дает советы, как бороться с нечистой силой! Есть где развернуться детской фантазии. Тем более что девочки склонны выдавать желаемое за действительное. Сами себе придумывают какую-нибудь нелепость, а потом верят в собственные выдумки, поддерживая друг друга.
— Если после ваших советов мне придется лечить детей у психиатра, я не представляю, что я с вами сделаю, — выплюнула Ника. — И что на это скажет Алексей, я тоже не знаю. Не смейте даже близко к девочкам подходить, вам понятно?
Она развернулась и вышла из кухни, хлопнув дверью. Глупая курица! Вот она — преданность семье. Позаботилась о детях. Сама не спит спокойно, и детям вбила в голову сказки о привидениях.
А может, ее и вправду кто-то пугает? Все равно это не повод для истерик. Да даже если все черти ада соберутся у нее в доме, они не заставят Нику бросить все и уехать в город. Потому что это ее дом, ее собственный дом! И никто не посмеет ее отсюда выжить!
Ника поднялась в кабинет и просидела за компьютером еще часа три, но нормально работать не смогла, напечатав за это время жалкие полстраницы. За окном начинало темнеть, и к ее раздражению примешалось непонятное беспокойство. Ника спустилась во двор, тщательно заперла калитку, выпустила собак и вернулась в дом, проверив, хорошо ли закрыта дверь в кухне. Никто не может пролезть в дом бесшумно, окна закрыты, двери заперты. И темнеет-то совсем ненадолго, через четыре часа взойдет солнце, нет никакой причины для беспокойства.
Она заглянула к девочкам — они уже спали, оставив включенной настольную лампу. Ника расстроилась, что не зашла к ним пораньше пожелать спокойной ночи, настолько ее вывела из себя домработница. А сегодня это стоило сделать обязательно. Что бы там ни было, а дети не настолько и виноваты в происшедшем, и если им страшно ночью, то можно было посидеть с ними перед сном, мирно поговорить и успокоить.
Она погасила лампу и на цыпочках вышла за дверь. Теперь поздно раскаиваться в своей невнимательности.
В спальне она спокойно уселась перед зеркалом, чтобы снять макияж, и только дотронулась ватным шариком до лица, как вдруг внезапно погас свет. Он погас сам по себе, ни щелчка выключателя, ни звука лопнувшей спирали в лампе над зеркалом Ника не услышала. Просто стало темно, очень темно. А со стороны балконной двери потянуло сквозняком. Она не растерялась и поднялась, чтобы зажечь верхний свет. Но выключатель щелкнул, а люстра не загорелась. Конечно, в поселке часто случались перебои с электричеством, только их дома это не касалось — в случае аварии немедленно включался автономный генератор.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Баллончик! В тумбочке спрятан газовый баллончик! Алексей, конечно, предупреждал ее, что в комнате им пользоваться нельзя, но что ей остается? Дождаться, пока ей проломят голову?
Ника рывком выдвинула ящик и вывалила его содержимое на пол. Где же он? Сколько всякой ерунды она хранит в прикроватной тумбочке!
Шаги приближались — нападавшего не смутил шум, он ничего не боялся. Ну что ж, его ждет разочарование — Ника без боя сдаваться не собиралась.
Она выхватила из рассыпавшегося хлама черный цилиндрик с красной шапочкой. Если держать руку вытянутой и целиться струей от себя, то ничего страшного с ней произойти не должно. В крайнем случае, она потом откроет балкон и хорошенько проветрит.
Шаги подступили к самой двери и смолкли. Ника выставила вперед руку и приготовилась. Рука слегка дрожала, но уже не от страха, а от волнения. Сейчас она выяснит, кто и зачем приходит к ней по ночам!
Дверь скрипнула и чуть приоткрылась. Ну же! Заходи! Дверь снова скрипнула, захлопнулась, и она отчетливо разглядела задвинутую в паз задвижку. Как такое может быть?
— Мяу, — отчетливо прозвучало с пола.
Ника в испуге дернулась и увидела пушистого полосатого кота, сверкавшего в темноте кровожадными глазами. От неожиданности она вскрикнула, отпрыгнула в сторону и со всей силы надавила на кнопку баллончика, заливая кота легким ядовитым паром.
Ника очнулась, когда только-только взошло солнце и розовые лучи упали на белый подоконник у балконной двери. Во рту было противно, ее сильно тошнило, голова раскалывалась. Отвратительный запах еще висел в воздухе, и она попробовала подняться, чтобы открыть балкон.
Встать она не смогла — голова закружилась сильней, и тошнота подступила к горлу, — но до ручки дотянулась и дернула ее на себя. Утренняя свежая прохлада впорхнула в спальню, и Ника долго и глубоко вдыхала ее, лежа на полу и слушая далекие утренние трели лесных птиц.
Ну как она могла! Какая невообразимая глупость! Отравить саму себя, хорошо хоть не до смерти! Кот пробрался к ней в спальню? Какой ужас! Расстрелять его из пулемета! Ника готова была и смеяться над собой, и злиться на происшедшее. Надо же довести себя до такого состояния, чтобы шарахаться от домашних кошек и бороться с ними при помощи нервно-паралитического газа! А всё эти дурацкие разговоры про привидений, про нечистую силу и прочие глупости. Если ей однажды что-то привиделось, то это не повод сходить с ума!
Минут через десять озноб заставил ее подняться, но до кровати она не добралась, кинувшись в ванную. Правильно, если она отравилась, это должно помочь. Ника пила воду из-под крана, ее рвало, она снова пила воду, но легче ей не становилось.
Обессиленная, с больной головой, она оставила это бесполезное занятие, забралась под одеяло, не найдя в себе сил даже снять одежду, и уснула, как будто снова провалилась в ядовитое забытье.
Ее разбудила Надежда Васильевна.
— Верочка, проснись, проснись, пожалуйста, — встревоженно просила старушка.
— В чем дело? — недовольно вскинулась Ника. Голова еще болела, а главное, невыносимо хотелось спать.
— Девочки пропали.
Ника рывком поднялась, от чего сильно заломило голову.
— Как пропали? — еле-еле выдавила она.
— Их нет в спальне, и окошко открыто…
— Почему вы сразу решили, что они пропали? Они наверняка проснулись пораньше и теперь где-нибудь бегают!
— Я боюсь, не утащил ли их кто-нибудь.
— Кто утащил? Вы в своем уме? Сейчас я сама спущусь и поищу их, если вы не можете справиться с такой ерундой!
В ту минуту, когда она начала спускаться вниз, раздался оглушительный звонок — кто-то просил пустить его во двор.
Среди ночи Илья проснулся от бешеного стука в дверь, ему даже послышались крики за окном. Он вскочил и босиком выбежал в столовую.
— Что там? — сонно спросил Мишка, но, похоже, тут же заснул снова.
В дверь стучали непрерывно и отчаянно, и Илья, пока отодвигал засов, успел услышать тонкий писк за дверью:
— Откройте, это мы, откройте!
Он распахнул дверь, и в избушку ввалились близняшки — в тапочках и одинаковых пижамках.
— Ничего себе! — Илья обхватил обеих и пнул дверь ногой, чтобы она закрылась.
— Папа, кто там? — спросил с кровати Сережка.
— Поднимайся, к тебе гости пришли, — ответил Илья. — Ну что, девчонки, садитесь, чай пить будем. И не дрожите, с нами не страшно.
Однако пришлось приложить немало усилий, чтобы они наконец заговорили. Илья закутал их обеих в одеяла — летняя ночь была довольно свежей, — налил чаю, достал конфет и печенья, и только тогда Сережка выполз из спальни, зевая и ежась. Зато он полностью оделся, в отличие от Ильи, который так и оставался в трусах и в майке.
— Чего пришли? — спросил парень не очень-то ласково.
Илья решил не вмешиваться в их разговор и ушел в спальню, надевать штаны. Как ни странно, вопрос Сережки близняшек вовсе не обидел, а, наоборот, раскрепостил.
— Сережка, это был ужас! Мы убежали через окно!
— Мы спустились по трубе, представляешь?
— А ужас-то в чем? — невозмутимо спросил он.
— Эта синяя тетка хватала нас за ноги и пыталась вытащить из-под одеял.
— Она хотела нас укусить. У нее такие холодные руки!
— Да вы все это придумали! — подначил Сережка.
— Ничего мы не придумали, — ответили девчонки хором.
Илья решил не выходить в столовую, а послушать их рассказ из спальни — пусть говорят спокойно.
— Ну подумаешь — укусит! Велика беда, — хмыкнул Сережка.
— Ага! У нее ядовитый зуб! Она сама нам сказала. Если им укусить в шею — человек умрет! Марта кинула на нее одеяло, и пока она выпутывалась, мы вылезли на балкон и закрыли дверь. А потом спустились вниз по трубе!
— Знаешь, как нам было страшно!
— Мы даже кричать не могли, потому что мама бы проснулась и отправила нас обратно в спальню!
— И она за нами гналась, когда мы сюда бежали!
Их рассказ прервался истошным визгом. Илья выскочил в столовую, и первая, кого он увидел, была Мара. Девчонки вместе с одеялами взлетели на лавку, а перед столом, широко раскинув руки, стоял совсем белый Сережка, закрывая собой подружек.
Мара хохотала и делала вид, что тянет к нему руки.
Илья прикрыл Сережку собой и сжал губы:
— Ну? Ты и моего ребенка хочешь отсюда выжить?
— Да нет, — Мара продолжала смеяться, — но он их так забавно защищает!
— Слушай, красотка! Ты чего до детей докопалась? Ты мамашу их пугай, больше проку будет.
— А то что? Что ты мне сделаешь?
— Поленом по голове получишь, — серьезно ответил Илья.
Мара перестала смеяться:
— А я тебя укушу, — она показала зуб.
— Кусай, — Илья протянул ей кулак.
— Что, понравилось? — снова рассмеялась Мара. — Сколько ночей ты меня вожделел?
Илья смешался.
— Ну не при детях же… — почти шепнул он.
— Ой, мамочки, какие мы скромные! Девчонок я все равно достану, а то их мамаша никогда не поверит, что ей надо отсюда убираться. Слышали, котятки? — Мара поднялась на цыпочки и заглянула Илье через плечо.
— Не надо их трогать, — мирно и серьезно попросил Илья.
— Почему это?
— Они маленькие.
— Да не меньше меня! — хмыкнула Мара. И точно — роста в ней было не намного больше, чем в близняшках.
— Я тебя очень прошу…
— Да? И что мне за это будет?
— А чего ты хочешь?
— Чего я хочу, ты мне не дашь. Не настолько мне это нужно, чтобы тебя убивать…
У Ильи екнуло сердце — он понял, на что она намекает. И подумал, что рано или поздно она этого добьется. Чем дольше он с ней общается, тем сильнее хочет умереть в ее объятьях. Может быть, ее яд все же оставил в нем свой след, а может, это свойство всякого суккуба?
— Испугался? — ехидно спросила Мара.
Илья покачал головой и усмехнулся:
— Нет, я подумаю над твоим предложением. Но сегодня я к этому не готов.
— Я буду ждать, — она довольно улыбнулась.
— Детей не трогай. Пожалуйста.
— Пусть их мамаша уезжает отсюда, тогда никто их не будет трогать.
— Я поговорю с ней.
— Ты с ней уже говорил, и куда она тебя послала? Но можешь ей передать, что до купальской ночи они должны уйти. На Купалу их тут быть не должно, это последний срок.
— Но осталось всего три недели… Она не успеет так быстро… так быстро… — Илья не смог подобрать слова, объясняющего поведение Вероники.
— Так быстро сообразить, что ей угрожают? Ну что ж, пусть попробует соображать быстрей, больше я ничего не могу посоветовать. Да, и соседа своего утром разбудить не забудь — на нем сонные чары, нечего ему на меня смотреть. Пожалуй, я сказала все, что хотела. Котятки? — Она снова привстала на цыпочки. — Котятки, я завтра приду опять!
Мара помахала им длинными синими пальцами и, не успел Илья опомниться, приоткрыла печную дверцу и нырнула в темноту. Как ей это удалось, он так и не понял.
На несколько секунд повисло молчание, а потом одна из близняшек спросила:
— Она ушла?
— Ушла, — Илья повернулся к детям. — Спускайтесь и ничего не бойтесь.
— Она точно ушла? — переспросила вторая.
— Точно, — кивнул Илья и похлопал Сережку по плечу. — Ты молодец. Это было круто.
— Да ладно, — пожал плечами Сережка.
Илья усадил девчонок за стол и подвинул обеим кружки с чаем.
— Не надо ее так бояться, ее нужно просто опасаться. Если она к вам снова придет — зовите маму. Если она испугается и уйдет, то, считайте, вы добились цели. А если нет — пусть с ней ваша мама разбирается. Так что вы в любом случае ничего не теряете.
— Ага, если она спрячется, мама будет ругаться.
— А вы с ней вечером поговорили?
— Да, — хором ответили они.
— Ну и как?
— Мама сказала, что все это глупости и чтобы мы перестали выдумывать.
Илья недовольно покачал головой. А чего он ждал от Вероники?
— Завтра утром мы с ней поговорим, — кивнул он девочкам, — я же обещал.
— А сегодня? Можно мы посидим здесь до утра? — спросили они хором.
— Конечно можно, — улыбнулся Илья, — ну не гнать же вас на улицу.
Через десять минут дети, нахватавшись печенья и конфет, начали клевать носами. Не вести же девчонок домой среди ночи? Тем более что дома они вряд ли уснут.
— Ну что, Серый, ложись со мной. Девчонок на твою кровать уложим, не возражаешь?
Сережка помотал опущенной сонной головой.
Илья перенес девочек в спальню и устроил на Сережкиной кровати. Похоже, заснули они мгновенно. Если учесть, что несколько ночей подряд их мучили «привидения», удивляться было нечему. Сережка к тому времени занял место у стенки.
— Пап, а это была Мара, про которую ты рассказывал?
— Да.
— Я ее не так представлял.
— А как?
— Я думал, она страшная. А она… — Сережка мечтательно вздохнул, — она красивая.
Илья сжал губы и покачал головой. Этого только не хватало, Сережка же еще ребенок!
— Пап, а она опасная?
— Для тебя — нет. Но все равно будь с ней осторожен. Понимаешь, никто из них не хочет нам зла, даже наоборот. Но они так устроены.
— Они не любят людей?
— Нет, и так я бы не сказал. Просто они другие. Когда-то люди умели жить с ними в мире и согласии, а потом разучились.
— А можно этому научиться?
— Не знаю, наверное. Мне кажется, что их надо принимать такими, какие они есть, и не забывать свое место. Надо быть частью мира, а не пытаться над ним подняться.
— Но человек же царь природы?
— Нет, не царь… — Илья вздохнул, — он — ее венец. Чувствуешь разницу?
— Наверно, — неуверенно ответил Сережка, — а почему здесь нельзя жить?
— Потому что это место поклонения Каменному лику. Это место общее для всех, а люди хотят оставить его только для себя. Это как жить… на кладбище, например. Нехорошо ведь, правда?
— Страшно.
— Поэтому и страшно, что нехорошо. Спи, поздно же.
— А ты?
— И я.
Илье не спалось. Он дождался, пока уснет Сережка, и встал. Встреча с Марой взбудоражила его. Он не мог не думать о завтрашнем разговоре с Вероникой и понимал, что ему опять придется унижаться, чтобы только попробовать что-то ей объяснить. А с другой стороны, он должен передать Веронике слова Мары. Только потому, что его попросили это передать.
Но каким бы тяжелым ни представлялся ему завтрашний день, мысли его так или иначе возвращались к Маре. Ну чем же она так желанна? Смотреть же не на что! Маленькая, хлипкая, нескладная. Но внутренний голос подсказал: тонкая, гибкая и воздушная.
Илья сел в столовой у окна и налил в кружку чая, достал с полки свою синюю тетрадку с пожелтевшими от времени листками в клеточку и открыл ее на чистой странице.
Эту тетрадку лет двадцать назад подарили ему на день рождения. Он сразу оценил ее преимущества — в ней было страниц четыреста, не меньше, она задумывалась как ежедневник. Вечная штука — прошитая и переплетенная в твердую обложку, как книга. При его привычке терять вещи могло показаться удивительным, почему эта тетрадка до сих пор с ним, тем более что бросал он ее где попало. Вообще-то он никому не говорил о том, что пишет в синей тетрадке, но почему-то все его друзья и близкие об этом знали, хотя он и мысли не допускал, что кто-то без его ведома может в нее заглянуть.
Илья посмотрел в окно, повертел пальцами ручку и попробовал написать первую строчку. Он всегда писал медленно и при этом терял всякое представление о времени. Вот и сейчас, исчиркав три драгоценные страницы, которых и так осталось всего ничего, он выглянул в окно и увидел, что давно рассвело. Еще одну страницу пришлось извести на то, чтобы внятно переписать получившиеся три строфы:
Ты явилась в полнолунье,
Невесомая, смешная,
Ты — мечта моя шальная,
Сладострастная шалунья.
И кладбищенская мрачность,
И ночная бесконечность —
Тонких рук твоих прозрачность,
Легких ног твоих беспечность.
Я хмельным отравлен ядом,
Мне не пересилить жажды,
Вечным сном с тобою рядом
Я готов заснуть однажды.
Только полюбовавшись результатом, Илья понял, что давно хочет спать. Лекарство, как всегда, подействовало. Лучший способ избавиться от томленья духа — это вылить его куда-нибудь, ну хоть на бумагу.
Новые комментарии