Илья пожал плечами — сомнительное утешение.

— Не больно ли мрачный разговор у нас получается? — улыбнулся Печник. — Мы нисколько не сомневаемся в тебе и в силе Долины.

— Наверное, не стоит переоценивать мои силы?

— Ты сделаешь все, что сможешь, а этого будет достаточно. — Печник снова улыбнулся. — Теперь ты понимаешь, страж Долины, что ты для нас? Эти люди, которые пришли сюда, конечно, способны на все, но у них осталось не так много времени. Купалу им не пережить.

Илья опустил голову:

— Вы хотите убить их?

— Мы слишком хорошо знаем, какой ценой заплатим за убийство. Мы, неживущие, редко убиваем, мы обычно забираем к себе, а это не совсем то. Только этих людей мы к себе забирать не станем. Похоже, и водяной отказался от этой мысли.

— Чем же Вероника вам так не угодила? — усмехнулся Илья.

— Она не понимает, что такое Гармония и Справедливость. А без этого приходить в нижний мир нельзя.

Илья недоверчиво глянул на сморщенное личико Печника:

— Не чересчур ли это сложно для людей вообще? Не так уж много я знаю тех, кто всерьез задумывался над этим.

— А об этом не надо задумываться, это или есть, или нет, — немедленно ответил Печник. — Наверное, поэтому мы так боимся этих людей и ненавидим их.

— Но ведь вы едва не убили тех четверых юнцов, которые имели неосторожность всего лишь помять мне пару ребер. Не чрезмерно ли они заплатили за свою глупую жестокость?

— Сила Долины слепа. Она только отвечает ударом на удар. А мы, кстати, не имеем к этому ни малейшего отношения. Ты ее часть, она всего лишь защищается. В самую короткую ночь она прозреет. И тогда вся ее сила обрушится на непрошеных гостей. Мы не жаждем ничьей смерти, мы хотим, чтобы гости ушли. Мы даем им время, рискуя собой и Долиной. Но Купалу им не пережить, потому что Долина, в отличие от нас, не боится испачкать руки. Главное, чтобы они не успели нанести удара первыми. До Купалы еще одиннадцать дней.

— Это не так уж много, — Илья пожал плечами. — И потом, что они могут сделать?

— Убеди их уйти, мы не хотим их смерти, мы не хотим войны, мы хотим только покоя. Я знаю, что тебе против них не устоять. Не ссорься с ними по пустякам, попробуй их убедить.

Илья покачал головой:

— Они не станут меня слушать. Они мне не верят. Они вложили сюда деньги, и эти деньги держат их крепче, чем желание жить.

— Тогда они умрут, — пожал плечами Печник.

Алексей примчался на следующее утро, услышав от Ники рассказ о разрушениях в столовой. Жучки за ночь расползлись или разлетелись, во всяком случае, Ника не встретила ни одного. Вместо паркета пол покрывала сырая труха, а посредине зияла огромная дыра, в которую провалился стол. Алексей осмотрел безобразие с порога, но побоялся войти внутрь и немедленно вызвал бригаду, чтобы настелить хотя бы черный пол. Хорошо, что в кухню можно было пройти не только через столовую, но и с улицы и из прихожей.

Он, разумеется, не поверил в мохнатого монстра — спасибо, что на этот раз не стал смеяться. Ника рассказала ему о произошедшем с мальчишками, которые пытались поучить плотника уму-разуму, но и к этому Алексей отнесся равнодушно, объяснив ей, что образ жизни молодых людей располагал к подобному исходу. На мосту висит табличка, нырять с него запрещено.

Ника не ждала от него другой реакции, она полночи думала о словах чудовища: «Вас обоих предупреждали о том, что нельзя трогать хозяина избушки». Обоих! Значит, Алексей знал, что плотник опасен, знал! И боялся. Поэтому и избушку толком не смогли сжечь, и проучить плотника он послал подростков, а не тех, кто раз и навсегда объяснит этому упрямцу, как себя надо вести. Наверное, Алексей и сам не ожидал от мальчишек такого усердия.

Что теперь будет с ней и с детьми, если муж и отец не в состоянии их защитить?

— Алеша, я думаю, нам с девочками надо уехать отсюда, — сказала она, когда он уже собирался садиться в машину, — здесь оставаться опасно. Я не боюсь за свою жизнь, но рисковать здоровьем детей я не намерена.

— Никуся, ну что ты говоришь? Через три дня приезжает Петухов, это наш последний шанс, как ты не понимаешь? Как я объясню ему ваш отъезд? Не хочешь же ты, чтобы я показал ему прогнивший пол в столовой и рассказал, что вам по ночам мерещатся привидения?

— Мы могли бы поехать отдыхать на море, кто может нас в этом обвинить?

— Не говори ерунду. Я заказал восемь рекламных статей, и во всех написано, что в Долине можно отдыхать не хуже, чем на курорте. Подожди немного, все уладится, и после этого ты сможешь ехать куда хочешь!

— Что уладится? Как это оно вдруг уладится?

— Я обещаю тебе, что сам справлюсь с ситуацией, тебе нужно всего лишь изобразить счастливую жизнь на лоне природы, неужели ты и этого не можешь сделать? — Алексей начал раздражаться.

— Алеша, надо увезти хотя бы детей. Ты что, не понимаешь? Вчера Марта чуть не провалилась вместе со столом. Да она могла бы сломать шею, там высота больше двух метров! Я не могу рисковать детьми!

— Не говори глупостей. У тебя разыгралось воображение.

— Воображение? — вскрикнула Ника. — Ты мне можешь вразумительно объяснить, что случилось с полом в столовой?

— Прогнил, наверняка во время пожара туда натекла вода, а мы не заметили.

— Это полная чушь! Никакой воды там не было! И чтобы пол прогнил, нужно несколько месяцев, а не дней!

— Значит, там лежали гнилые балки. Этого ты не допускаешь?

— И гнилой паркет? Они сговорились, паркетчики и плотники?

— Ника, это бесполезный разговор. Я очень прошу вас, оставайтесь тут до приезда Петухова. Если он купит участок, сразу же все изменится!

— А если не купит?

— А если не купит, тогда и поговорим.

Алексей сел в машину и зло хлопнул дверцей.

Ника топнула ногой: если бы он хотел их защитить, если бы он представлял себе, какая опасность им угрожает, он бы не поступал так жестоко! Она и сама понимала: уехать сейчас — это провалить проект окончательно. Пустить имущество с молотка, что может быть хуже? И остаться только с этим ужасным домом, который рушится на глазах. А то и его придется разобрать и продать. На что хватит денег от ее переводов? Разве что на бензин, если у них останется хоть одна машина. Алексей по-своему прав, уезжать действительно нельзя. Но почему он как страус прячет голову в песок и не хочет посмотреть правде в глаза? Боится брать на себя ответственность? Как удобно: он занимается делами, спасает семью от банкротства, а ей и детям всего-то и надо, что месяц-другой пожить на лоне природы! Конечно, так думать проще и приятней, чем отдавать себе отчет в том, что жена и дети рискуют жизнью, спасая его проект!

Ника вышла на террасу и села в шезлонг. Как она устала! Никто, никто не может ей помочь! Любящий отец, он предпочитает не думать об опасности, грозящей его детям. Она одна, только она одна в состоянии их защитить! Но как? Что она может противопоставить нечистой силе и хитрому, опасному плотнику? А ведь с виду — сущий валенок, так умело прикидывается невинным безобидным простачком! Ника запрокинула голову, чувствуя, как от безысходности на глаза наворачиваются слезы. Что она сделает одна против сонмища чудовищ? Как обычно борются с нечистой силой, раз уж она убедилась в ее существовании? Крестным знамением? В кино герои обычно так и поступают — тычут в монстра распятием. Но она пока не сошла с ума. А собственно, почему нет? Если она поверила в нечистую силу, то почему бы ей не поверить в то, что с ней должны расправляться священнослужители? В конце концов, борьба с нечистой силой — их прямая обязанность!

Ника бывала в церкви раза два, когда это только входило в моду, но ей это быстро наскучило: слишком утомительно и непродуктивно.

Среди ее знакомых не было по-настоящему верующих людей — не тот круг. Надежда Васильевна не в счет. Она, конечно, постоянно трещала о необходимости молиться и поститься, но сама не больно-то выполняла громоздкие требования церкви. Церковные праздники и обычаи, однако, домработница знала назубок, а уж бога поминала к месту и не к месту. Сама же Ника, и ее подруги, и приятели мужа были определенной породы люди: они полагались прежде всего на собственные силы. Даже не так — все они рассчитывали единственно и исключительно на себя, о боге не думая вовсе. Первая часть пословицы «На бога надейся, а сам не плошай» не касалась их совершенно. И надеяться следовало только на себя, и «не плошать» тоже самому. Кредо сильных. Ника всегда гордилась тем, что могла с уверенностью отнести себя к сильным людям. И до поры до времени это кредо себя оправдывало полностью.

Ну что ж, настало время, когда придется обратиться за помощью к церкви, раз не хватает собственных сил. Надежда Васильевна, кажется, говорила, что надо освятить дом? Прекрасно. Рассказывать священнику о том, как к ней каждую ночь является нечисть, Нике не очень-то хотелось: чего доброго, он тоже примет ее за ненормальную. Но дома освящают и те люди, к которым нечистая сила не приходит, так что она ничем не рискует. Интересно, как это делается? Может быть, можно позвонить туда и вызвать священника для совершения обряда?

Ника подумала и решила, что лучше будет, если она сама поедет в местную церковь и договорится непосредственно, это будет надежней. Придется взять с собой детей, теперь она и мысли не допускала, что можно оставить их в Долине одних. Как всегда, действовать она собралась немедленно и уже хотела позвать девчонок, но вовремя спохватилась — время обеда, детей надо покормить. Да, без Надежды Васильевны она могла и забыть об этом. После вчерашних событий ей кусок не лез в горло, и Ника удовлетворенно думала о том, что нет худа без добра — от волнений последних дней она похудела на два с половиной килограмма, чего не могла добиться с февраля, как ни старалась.

Ника наскоро приготовила поесть (Алексей привез замороженных обедов, которые надо только разогреть в микроволновке) и позвала девочек мыть руки.

В отличие от нее самой, близняшки очень быстро оправились от шока, их волновали теперь совсем другие проблемы — только что возле собачьего вольера они обнаружили мертвого крота, перенесли его в угол сада и закопали. А после обеда, не откладывая, решили приступить к сооружению памятника. Проект памятника шумно обсуждался сейчас за столом.

— Памятник кроту, какую ерунду вы выдумали! — покачала головой Ника. — Надеюсь, вы не трогали его руками, когда закапывали?

— Нет, мы испугались, — ответили они хором.

— После обеда переоденьтесь, поедем в церковь, — категорично объявила Ника, — вечером памятник сделаете.

— Ну мама, ну почему сегодня? Давай ты одна поедешь, а мы здесь тебя подождем! Или завтра в церковь поедем…

— Нет, мои хорошие, мы поедем сегодня.

— А зачем в церковь? Чтобы приехал батюшка и прогнал привидений? — догадалась Марта.

И откуда дети знают, как называют православных священников? И тут Ника вспомнила, что в школе интересовались их вероисповеданием и, вроде как, регулярно возили в храм.

— Да, именно для этого.

— Тогда крот точно подождет, — махнула рукой Майя.

— Конечно, — согласилась Марта, — батюшка приедет, и они сразу испугаются!

— Мамочка, как ты здорово придумала! — восхитилась Майя.

— Да, и этот волосатый больше не придет! А я вчера совсем не испугалась, когда он меня схватил! Правда же, мама?

— Правда, правда, — вздохнула Ника. Как быстро они забыли об ужасной истерике, в которой бились вчера до полуночи…

— И синяя тетка тоже испугается! — обрадовалась Майя.

— Только котика пусть не прогоняет, котик хороший.

— Что, еще и котик? — переспросила Ника и вспомнила, как поливала кота из газового баллончика. Она, кстати, так и не поняла, куда он после этого исчез, ей было не до него.

— Да, котик. Полосатый, пушистый такой. Он говорит человеческим голосом. Пусть котика оставит.

— Нет, никаких котиков батюшка вам оставлять не будет, — поморщилась Ника.

Выехали часов в пять. Найти церковь оказалось нетрудно, и к храму подъехали рано, когда никого из прихожан еще не было, лишь по церковному двору сновали туда-сюда две женщины в длинных темных платьях. Ника огляделась и решительно направилась к ним.

Расспросив пожилую, с кротким лицом, Ника выяснила, что по личным вопросам к отцу Артемию следует обращаться после службы, сейчас он занят в алтаре, и пройти к нему нельзя. Женщина отвечала тихо, но толково, смотрела ласково и все время улыбалась чуть виноватой улыбкой. Вторая, лет ближе к сорока, была некрасива, неопрятна, один глаз ее косил вверх, и впечатление она производила странное. Женщина не переставая что-то бурчала себе под нос, но Вероника не прислушивалась. Лишь закончив беседу и повернувшись, чтобы уйти, она услышала, как та неожиданно внятно выкрикнула ей в спину:

— Волоса-то прикрой, как в храм пойдешь, срамота!

Ника вздрогнула и резко обернулась.

— Да, уж вы платочком голову-то повяжите, не забудьте, и девочкам тоже. Нельзя, матушка, в храм с непокрытой головой, права Наталья, — пояснила та, что постарше, и обратилась с увещеванием к своей слабоумной напарнице: — А ты не груби людям, не знал человек, так скажи спокойно.

«Действительно, не подумала», — упрекнула себя Ника. Она вспомнила, что когда-то и вправду повязывала голову платком, когда появлялась в Лавре, но сейчас совсем забыла об этом. Хорошо хоть вовремя вспомнила, что в церковь нельзя заходить в брюках. Но грубое замечание от незнакомой и не в своем уме женщины по такому ничтожному поводу показалось ей незаслуженным и больно зацепило. Определенно, церковь — это не для нее, она никогда не согласится выполнять эти дурацкие правила, задевающие ее женское достоинство.

Времени до начала службы было достаточно, и, съездив в местный универмаг, Ника успела купить себе и девчонкам шелковые косынки симпатичной расцветки. Майя с Мартой повязали их друг дружке тут же у прилавка — обновка им понравилась. Настроение у Ники слегка улучшилось: хоть детям радость от этого неприятного обычая.

С некоторой робостью переступив порог храма и оглядевшись по сторонам, она неожиданно успокоилась, и ей подумалось, что, может, не так все плохо, как ей казалось. Скромная, но торжественная обстановка старинной деревянной церкви настраивала на возвышенный лад. Началась служба, и вел ее нестарый еще священник, густым хорошим голосом вычитывавший из большой старинной в сафьяновом переплете Библии диковинные церковнославянские слова, сплетавшиеся в затейливое кружево. Но минут через десять Ника почувствовала, что устала стоять. Аромат ладана и горящих свечей обволакивал ее терпким облаком, навевая полудремотное состояние, пока она не поняла, что ей нечем дышать. За последний месяц она привыкла жить на свежем воздухе, вдыхать запах леса и реки, и духота угнетала ее: мучительно хотелось выйти во двор и присесть на крыльцо.

Благостное пение хора, чередовавшееся с монотонным речитативом молитв и евангельских текстов, хоть и выглядело красиво, но не произвело на нее впечатления. Ноги наливались тяжестью, и начало ломить спину — Ника не любила долго стоять. Не надо было оставаться здесь на всю службу, стоило зайти в церковь, когда все закончится. Ника не хотела, чтобы на нее показывали пальцем, и не решилась выйти — неизвестно, что начнут шипеть старухи, может быть, этого тоже нельзя делать, так же как приходить сюда с непокрытой головой.

Девочки же, похоже, бывали на службах, потому что чувствовали себя вполне комфортно и раскованно, крестились, когда надо, и кланялись вместе со всеми. Ника еще раз порадовалась тому, какую хорошую школу им подобрала. Сама она попробовала перекреститься, но смутилась и убрала руку за спину — вдруг она сделает что-нибудь не так, и на нее начнут шипеть. Лучше стоять в уголке, не привлекая к себе внимания.

Полтора часа тянулись медленно, Ника разглядывала потолок, расписанный библейскими сюжетами, осмотрела иконы, находившиеся поблизости, изучила в подробностях лицо священника. Очень симпатичный оказался мужчина, примерно лет сорока. Если одеть его в нормальную одежду, выглядел бы куда приличней, чем в этом смешном блестящем сарафане. И голос у него был красивый, низкий, не вязавшийся с внешностью. Наверное, человеку с таким добрым и открытым лицом можно довериться. Неужели сами священники верят в бога? Или для них это способ заработать деньги? Наверное, по-разному. Этот, вроде, верит. Вон какая благодать в глазах застыла. А может, умело прикидывается благочестивым, как плотник валенком?

Ника надеялась, что свое дело он знает хорошо, а нужна для этого вера или нет, она не особенно задумывалась.

После краткой проповеди священник благословил и отпустил немногочисленных прихожан, а потом еще несколько минут беседовал вполголоса с какой-то женщиной, беспрестанно утиравшей платочком глаза. Ника нетерпеливо дожидалась в стороне, размышляя над тем, как бы точнее выразить то, за чем она сюда явилась, чтобы снова, как давеча с платком, не попасть в неловкое положение. Что сказать батюшке, а о чем лучше умолчать? Она так и не решила, когда подошла ее очередь обратиться к священнику. Он выжидающе уставился на Нику, и под внимательным взглядом его карих глаз ею овладела неуверенность и нервозность. Но все оказалось неожиданно просто.

Она едва начала свой сбивчивый монолог, как он мягко прервал ее:

— Вы, матушка, жилище освятить желаете?

— Да, да, именно, я хочу освятить дом, — поспешно согласилась Вероника, обрадовавшись, что батюшка понял все с полуслова и ей не придется вдаваться в неприятные подробности.

Договорились на послезавтра. Священник записал адрес и сказал, что днем, окончив литургию, приедет с помощником — это будет сразу после двух часов. Вопрос об оплате он деликатно обошел, сказав, что примет «посильное пожертвование на нужды храма», когда дело будет сделано. Нике это не понравилось — она бы предпочла, чтобы батюшка сам назначил цену. Откуда ей знать, что такое посильное пожертвование? Она не хотела обидеть этого мягкого, понимающего человека, но и платить ему в пять раз больше, чем того требовало приличие, она не собиралась. Как будто о взятке просил, честное слово. В последний раз с такой ситуацией она столкнулась в больнице, где врач тоже намекал на посильную помощь, а всего-то надо было перевести Майку из муниципальной больницы в платную.

Теперь придется выяснять у кого-то, сколько примерно составляет это «посильное пожертвование». Интересно, можно ли заплатить ему «за срочность»? До послезавтра еще две ночи, и неизвестно, что за эти ночи может произойти. Нет, нормальные люди так не делают. Скажи, сколько это стоит, и не будет никаких вопросов, а уж Ника потом могла бы решить, сколько добавить сверху установленной цены «на чай».

Однако, когда они выбрались наконец из церкви и уселись в машину, Ника почувствовала облегчение. Не от того, что оказалась в привычной обстановке, а потому что неожиданно поверила в помощь молодого батюшки. Было в его глазах нечто такое, что заставило ее почувствовать себя под защитой. Как выяснилось, остаться без надежного плеча ей не по силам. А Алексей струсил, бросил ее и девочек на произвол судьбы!

Вот с чего надо было начинать, еще в апреле, — позвать священника, а не приглашать в усадьбу Люську с котом. Обратись она сразу в церковь, глядишь, никаких неприятностей бы не случилось. И на бога надеяться иногда полезно, когда своих сил не хватает. Впрочем, Ника надеялась не столько на бога, сколько на батюшку и его умение бороться с нечистой силой.

Ночью их никто не потревожил, и Ника ненароком подумала, что, посетив церковь, уже заручилась поддержкой, которую почувствовала в ней нечисть. Она впервые за последний месяц спала крепко и без сновидений. Неожиданный успех окрылил ее, она поднялась в прекрасном расположении духа, полная сил и энергии. Днем ладилось все, к чему бы она ни прикасалась, и Ника переделала массу дел: с утра наскоро прибрала в доме, не забыв приставить к делу девчонок, а потом вместе с ними запекла курицу по люськиному рецепту, до которого раньше не доходили руки. Вышло превосходно. Во второй половине дня она села за перевод и бодро подогнала все, что накопилось за последнюю неделю.

Чем больше Ника думала о визите в церковь, тем легче ей становилось: она под защитой, она не одна, скоро все кончится! Эта мысль воодушевляла ее и вселяла уверенность.

К вечеру она до того осмелела, что решила на ночь искупаться. В течение недели после того, как она чуть было не утонула, Ника так и не решилась появиться на пляже, но страх перед водой понемногу отпустил. Плавала она мастерски, что ни говори, и долго испытывать водобоязнь не могла. Но, тем не менее, дала себе слово далеко не заплывать, а слегка освежиться у самого берега, там, где неглубоко.

Однако на берегу Ника опять обнаружила плотника с сыном. Мальчик уже стоял на песке и вытирался большим пушистым полотенцем, а его отец не спеша выходил из воды, тряся кудлатой башкой и отфыркиваясь. Лицо его цвело синяками, на руках и ногах до сих пор оставались ссадины и кровоподтеки. Неэстетичное зрелище.

Здороваться желания не было, выговаривать ему снова за то, что он пробрался на частный пляж, — тоже. Наверное, лучше всего оставить его в покое, пока она не разобралась, кто он такой и что ему надо. Тем более, они все равно собирались уходить. Ника прошествовала мимо обоих, демонстративно отвернув голову, и остановилась на таком расстоянии, чтобы спокойно раздеться, не обращая внимания на их присутствие. Не тут-то было!

Плотник встал, как будто о чем-то раздумывая, а потом нерешительно направился в ее сторону.

— Добрый вечер, — начал он смущенно и натянуто. — Вам, наверное, не стоит лезть в воду…

— Я как-нибудь без вас разберусь, — ответила она, поджав губы.

— Тогда я мог бы побыть здесь, пока вы купаетесь, — он пожал плечами.

— Спасибо, но я вас в персональные спасатели не нанимала. И вы сделаете мне одолжение, если поскорее уйдете отсюда.

Грубить не хотелось, но взять верный тон в беседе не удавалось.

Плотник снова пожал ободранными плечами, но уходить и не собирался.

— Вы хотите мне сказать, что я рискую? Но вы рискуете ничуть не меньше, — заметила Ника. — Вам что, мало? Посмотрите на себя, неужели вас это ничему не научило?

— А вас? — плотник резко вскинул злые глаза.

Ника испугалась и еле-еле справилась с собой. Он знает о том, что произошло позавчера у них в столовой, он знает! Это страшный, опасный человек, ей не стоит обострять с ним отношений, по крайней мере, она должна вести себя корректно. Завтра приедет батюшка, вот тогда он поплатится за ее унижения и страх!

— Меня? — наигранно улыбнулась она. — А меня это должно было чему-то научить? Послезавтра сюда приедет очень влиятельный человек. Если вы попробуете сорвать и эту сделку, вам это с рук не сойдет.

Он кивнул:

— Да, меня уже предупредили, спасибо.

— Жаль, что вы не вняли предупреждению. И вообще: хватит прикидываться невинной овечкой! Я давно поняла, кто вы такой! Вы не только наглец, пройдоха и жулик, вы бандит и убийца! И разговаривать мы с вами будем как с бандитом и убийцей, у вас не получится нас запугать! Убирайтесь отсюда, вы не имеете права здесь находиться, сколько можно повторять одно и то же!

Купаться расхотелось. Но Ника все равно полезла в воду, только чтобы доказать плотнику, что и вправду его не боится. И даже поплыла на глубину, хотя обещала себе не делать этого. Вечерняя вода охладила пыл, и, сделав заплыв на середину реки, она вышла на берег совсем в другом настроении.

Мальчика она не увидела — наверное, отец успел отослать его домой. Сам же плотник поджидал ее, сцепив руки за спиной. Взгляд из-под лохматой челки был колюч и упрям. Ника победно улыбнулась и дерзко посмотрела ему в глаза:

— Вы все еще здесь? Делаете вид, что блюдете мою безопасность?

Закатные лучи играли на коже цвета густых сливок, никак не желавшей поддаваться загару. Ника распустила тяжелый пук золотистых волос и задорно тряхнула головой. Плотник смотрел на нее сверху вниз, сложив брови домиком.

— И не думайте, что я не найду способа справиться с вашими… нечистыми друзьями! Или слугами? Кто они вам на самом деле? Найду, и очень скоро!

— Будьте осторожны, — сказал плотник, вздохнув, и поплелся в сторону своей одежды, раскиданной на песке.