– Нет, там их много.

– А почему с ягодкой, а не с ягодками?

– Ань, здесь так говорят, – ответил за старушку Ковалев, тоже садясь за стол. – Мы ведь тоже говорим: пирог с картошкой.

– Картошки большие, а ягодки маленькие. Ты же много картошек в пирожок не положишь, только одну картошку, – возразила Аня.

– Это пирожки с черникой. Попробуй-ка сосчитай, сколько там ягод!

Пирожки оказались на редкость вкусными, и тесто было какое-то особенное, легкое и тонкое. Бабушка редко пекла пирожки, только «фирменный» слоеный пирог с капустой, – ей лучше удавались торты и печенье. Влада как-то попробовала поставить настоящее дрожжевое тесто, провозилась всю субботу, но оно так и не поднялось – с тех пор она покупала готовое тесто в супермаркете.

Напившись чаю, Аня побежала играть во двор, и Ковалев собирался пойти за ней, поблагодарив бабу Пашу, но когда одевался, она вдруг спросила:

– Сереженька, а правда, что ты вчера Федю видел?

– Я и сегодня его видел, – ответил Ковалев, снимая куртку с гвоздя.

Старушка прижала обе руки к губам и помотала головой:

– Не может быть… Не может… Чтоб мой Федя… Не может…

– Почему не может? – пожал плечами Ковалев, отметив про себя «мой Федя».

– Так он же утонул. В запрошлую весну еще.

Ковалев замер, так и не натянув второй рукав куртки. Вот как? Почему незнакомец назвался Павлику дядей Федей? Впрочем, может, это совсем другой Федя, не тот, который утонул?

– А… он ваш сын?

Старушка закивала.

– Я, наверное, видел кого-то другого, мне просто сказали, что его Федей зовут.

– Да… Да… – рассеянно ответила баба Паша. – Конечно…

Жалко ее стало: потерять взрослого сына… Наверное, этот Федя и внуков ей не оставил, раз она готова помогать первому встречному, лишь бы не быть одной.

Выходя во двор, Ковалев вдруг вспомнил слова Инны: «Когда я увидела вас в первый раз, мне показалось, что вы прибыли ему на смену».

* * *

Витька всегда говорил, что Люля лучше Тамары, и был прав – она спокойно разрешала Павлику сидеть с Витькой в старшей группе, правда, только до отбоя. Тамара же верещала про тихие игры и из группы Павлика не выпускала. Нянька Люле что-то такое сказала, но та спокойно ответила, что нельзя запретить Павлику проводить время с братом, и какой бы Витька ни был – он все равно Павлику родной брат.

В холле был включен телевизор, и как только дежурная воспиталка уходила, его тут же переключали с «Приключений Электроника» на ТНТ, но Витька все равно смотрел «Техасскую резню бензопилой» на планшете у Аркана Дмитриева, и Сашка Ивлев тоже с ними смотрел – и ржал вместе со всеми. Вайфай в санатории работал неважно, и фильм все время выключался и докачивался.

– Кинцо днем надо качать, чтобы потом спокойно смотреть, – сказал Витька Аркану, и тот начал жалко оправдываться, что на планшете нет места.

– Порнуху потри, и будет место, – посмеялся Витька.

– Я лучше завтра карту памяти побольше куплю, – засопел тот.

– А завтра в райцентр поедем? – радостно спросил Сашка.

– Чё ты так возбудился, унылый? Думаешь девок пощупать? Так тебе нельзя. Вырви глаз, если он тебя искушает. Но лучше отруби правую руку – будет надежней.

– Вот ты ржешь, а на самом деле не знаешь, кто такие рептилоиды… – изрек Сашка с чувством.

– А кто такие рептилоиды? – притворно заинтересовался Аркан.

Но Сашка Ивлев посмотрел сначала на Витьку – вроде как спрашивал разрешения.

– Давай, пропагандон. Грузи про рептилоидов, – позволил Витька.

Сашка набрал в себя побольше воздуха, прежде чем заговорить.

– Рептилоиды – это атеисты с биологической точки зрения. На самом деле у Адама и Евы было три сына. Их среднего сына звали Атей, он согрешил с обезьяной, и от него пошли полуобезьяны-полулюди, которые поклонялись дьяволу, пока не кровосмесились с рептилиями. И тогда им передалось дьявольское семя. Они ходят по земле и маскируются под людей, но в венчанный брак они вступить не могут, потому что не могут войти в церковь. – Сашка перевел дух – так запальчиво говорил, что запыхался. – Но они используют телегонию: заманивают юношей и девушек в добрачный блуд, чтобы разносить дьявольское семя. И они правду про себя говорят, что произошли от обезьян, – все атеисты происходят от обезьян. И чтобы рептилоиды не размножались, нельзя вступать в добрачный блуд.

– Ну, тогда можешь дрочить спокойно – и никакие рептилоиды тебе не страшны, – кивнул ему Витька.

– Вить, а что такое телегония? – потихоньку спросил Павлик.

– Это гнать фуфло по мобиле или по зомбоящику, – фыркнул Витька.

– А как рептилоиды ее используют?

– Рептилоиды – не знаю, а унылый гонит по диагонали зигзагом.

А Аркан вдруг ухватил Сашку за нос и выкрутил его в сторону.

– Но если ты, гнида приютская, будешь каяться в грехах и опять что-нибудь про нас с Витькой ляпнешь, я тебе яйца вот так же отвинчу, понял, задрот?

Сашка заныл гнусаво и неразборчиво.

– Да ладно, пусти его, унылого… Он и так на всю голову ибабахнутый. – Витька чувствительно подтолкнул Аркана в бок. – Зато талантливый…

Они еще немного посмотрели кино, а когда закачка опять остановилась, Витька предложил пойти в сортир покурить. Курить пошли на первый этаж – в туалете на втором тянуло анашой, и Витька решил, что не надо подставляться. И по дороге сказал как бы между прочим:

– А вы заметили, где менты Пашку искали?

– Где? – спросили хором Аркан и Павлик.

– На болоте. Где по их недоразумению домик с частоколом должен стоять. Зоя говорила, что на речке надо искать, а менты ей не поверили.

– И чё? – не понял Аркан.

– А то, что менты про этот домик знают. Не просто же так… Ты что ж, историю про бабку Ёжку не слышал? Так я расскажу… – осклабился Витька с угрозой.

Они зашли в туалет, где уже курили двое ребят из третьей группы. Аркан хотел их выгнать, но Витька, поморщившись, разрешил им остаться.

– Пусть тоже про Бабу-ягу послушают. – Витька зевнул и похлопал ладошкой рот.

И Аркан, и эти ребята были в санатории первый раз и истории про бабку Ёжку не слышали.

Один из третьей группы изобразил на лице презрение:

– Это сказку, что ли?

– Ага. Сказочку, – снова поморщился Витька. – В самый раз в сортире рассказывать. Это восемь лет назад случилось, я в младшей группе был. И вот три парня из старшей группы собрались ночью в райцентр за водкой. Туда на автобусе доехали, а такси тогда не было, не успел до последнего автобуса – или там ночуй и с Татьяной на одном автобусе утром сюда возвращайся, или пешком двенадцать кэмэ топай. Ну, эти три енота решили с Татьяной на одном автобусе не ехать и пешком потащились. Тут один говорит, что двенадцать километров впадлу топать и что есть короткая дорога, через лес, а потом через болото. Она в самом деле есть, деревянная, из бревен, только сгнившая давно, – в общем, можно пройти, но не ночью и не осенью, когда грязища по колено. Второй согласился, что идти лучше короткой дорогой, а третий послал их на хрен и пошел по асфальту.

Павлик слышал эту историю много раз и каждый раз надеялся, что она кончится как-нибудь по-другому…

– Болото тут сразу за шоссе начинается. То есть через болото перешел – и, считай, уже в санатории. Если не заблудишься, конечно, и в трясине не увязнешь. В общем, этот третий среди ночи вернулся и спать завалился – типо, устал на свежем воздухе. По дороге еще дернул, конечно.

– А за что он дернул, Вить? – спросил Павлик.

– Молча слушай, впитал? – рыкнул Витька. – Слона за яйца дернул. Утром все просыпаются, а этих двоих кенгуру нету. Переполох, конечно: Зоя орет, Татьяна в своем кабинете валидол кушает, воспиталки волосы на заднице рвут. Подождали до после обеда, пацаны не появляются – тогда ментов вызвали, из этого третьего душу вытряхнули, он и рассказал все, как было. Ну, менты ту дорогу через лес знали. И знали, что там лучше не ходить, потому что место гиблое и люди там не раз пропадали. Но пустили собак по следу, народ собрали, чтобы лес прочесать. Три дня по лесу толпой с собаками ходили – ничего не нашли. Вертолет реально подогнали – типо, дети пропали, это вам не фиги воробьям в форточку показывать. С вертолета и увидели одного, сверху болото хорошо видно. И вот прикол: он голый был вообще, в одних носках, и шел по болоту, как зомбак контуженый. А осень же, без трусов трое суток грустно бегать, холодина. Его на вертолет забрали и прям сюда в санаторий доставили. Хотели дознаться, где второй, а этот двух слов связать не может, трясется только и повторяет: «Бабка Ёжка, бабка Ёжка, не ложитесь у окошка».

Один из третьей группы хихикнул глупенько, и Витька повернулся на голос:

– Кого это тут на «хи-хи» пробило? Ты бы этого дятла заикастого встретил, тебе бы не до смеха стало. Я тогда видел, как его в изолятор тащили. Он синий весь от холода, как мертвяк, головой во все стороны крутит, в своих ногах путается и как заведенный повторяет эту муть про бабку Ёжку, то себе под нос, то наоборот – орет как резаный и подвизгивает. Его в изолятор уложили, сначала менты его расспрашивали, потом Зоя – а он твердит «бабка Ёжка, бабка Ёжка» и все. Позвали из области врача-гипнотизера – второго-то надо найти. Зоя слюной брызгала, как говномолотилка с электроприводом, – батюшку надо позвать, да отчитать, да все такое по диагонали зигзагом… Типо, гипноз – это неправославно.

– Гипноз – это обращение к темным силам, – многозначительно и угрюмо вставил Сашка Ивлев. – Смертный грех.

– Греби ушами в камыши, ондатра тоскливая, – вздохнул Витька. – В общем, под гипнозом этот тормоз паровозный вроде как заново все стал переживать и говорить, что тогда говорил. Менты на диктофон это писали, а потом гадали, что там произошло. Я эту запись слышал года три назад, ее кто-то у Татьяны с ноута списал, но потом ее у всех потерли. Ведьма из Блэр нервно курит в сторонке. Я три ночи не спал, когда послушал. Он, конечно, только за себя говорил, но можно догадаться, что ему второй отвечал. Ну, как слушать, как кто-то по телефону разговаривает. Сначала, вроде, нормальный такой базар шел ниочемный, пока они по дороге шли, потом они с пути сбились, приссали конкретно, истерили и метались по лесу. Медведи им там глючились и волки. А потом на болото вышли, обрадовались, что недалеко идти осталось, но в темноте не поняли, что на самое гиблое место вышли, и поперли напрямую. Идут, а болото ни хрена не кончается. И тут видят – огонек на горизонте. Думали, что это Заречное, и на огонек пошли. Подходят, а там посреди болота островок и на нем домик стоит, за забором, что интересно. И забор не штакетник и не сетка, а сплошняком колья, в землю забитые. Тут он шептал больше – трудно разобрать было. Про свечку что-то и про дверь – стучаться или не стучаться. Не знаю, как они решили. Потом молчание такое – слышно только, как он дышит. Редко дышит, но тяжело. Потом вопль – и опять дыхание только, но частое, будто он бежит. Потом такое: «Ты видел?» Значит, друган его еще рядом был. «Бабку понятно, а девку видел?» Потом: «Сам ты Баба-яга, козел. Видел, видел я, чего они жрали. Мотать надо отсюда по-быстрому». Потом опять только дыхание. Но, похоже, они на то же место прибежали, потому что про колья он сказал и орал еще, что нет никаких голов на кольях, что другану его мерещится, – опять истерит, короче. Всхлипывает и тихонько так говорит, не шепчет, а пищит: «Ты ваще, что ли? Это не наши головы».

– Фигасе… – шепнул кто-то.

– Вить, а чего они жрали? – шепотом спросил Аркан.

– Человечину, конечно, – просто ответил тот.

– А как это их головы на кольях были, если они еще разговаривали? – не унимался Аркан.

– Это глюк такой с ними случился. В темноте примерещилось, – пожал плечами Витька.

– Перекрестились бы – ничего бы не примерещилось, – опять сунулся Сашка.

– Ага, и «Отче ваш» почитали бы без ошибок, – захихикал Витька. – Но я скажу, тут лучше всего матерщина помогает, если что-то страшное. Только материться надо с чувством, со злостью, а не просто так.

– Наоборот! – вскинулся Сашка. – На грязные слова бесы слетаются.

– Так и хорошо, – не смутился Витька. – Одни бесы против других бесов, самое поездатое. А ты, унылый, читай «Отче ваш» без ошибок. Короче. Дальше там все невнятно было. Похоже, что у второго крыша с места тронулась, а этот дятел ревел белугой и все уговаривал его – пойдем да пойдем отсюда. «Вовка, ну вставай, – ноет. – Ну чё ты сидишь-то? Они идут уже». Потом он ныть перестал и опять побежал куда-то. Другана бросил, понятно. Менты так предположили, что он до утра по болоту бегал. Ну, гипнотизер ему и говорит, что утро уже, светло совсем, что, спрашивает, ты видишь? А этот конь тыгдымский сначала говорил, что ничего не видит, что туман кругом, потом девку встретил посреди болота, спросил у нее дорогу на шоссе. Я так думаю, она как нормальная девка выглядела, потому что он ссать и истерить перестал сразу.

– А чего это нормальная девка по болоту будет ходить с утра пораньше? – скептически спросил Сашка Ивлев.

– Клюкву в это время собирают, укурок…

– Сам ты укурок, клюкву в это время не собирают.

Витька пропустил его слова мимо ушей и продолжил:

– Так вот, шел он с этой девкой, болты болтает ни о чем, а она ему и говорит: «Повторяй за мной». И эту фуету про бабку Ёжку ему грузит на уши. А он как дятел повторяет и повторяет. И идет за ней. А она его обратно к этому домику с забором из кольев выводит, только светло уже и все видно. Тут он орать начал благим матом, гипнотизер его разбудил. Спрашивает: помнишь что-нибудь? А тот на окно оглядывается и шепчет еле слышно: голову Вовкину, на кол насаженную. И опять вслух погромче заводит: бабка Ёжка, бабка Ёжка…

Витька сделал многозначительную паузу, но никто ничего не сказал, даже дышали тихо и на пол плевать перестали. И он продолжил:

– Гипнотизер велел везти заикастого в больничку, но поскольку скорая была на вызовах, его до утра в изоляторе оставили. Зоя там все святой водой облила, молитв поначитала, икон чудотворных наставила…

– Чудотворные иконы – в церквах, – перебил Сашка Ивлев.

– Уйди в туман, унылый. В общем, утром заходят в изолятор – а там нет никого. Дверь заперта была снаружи, окна гвоздями забиты – а заикастый исчез. Менты обшарили все болото, искали этот домик, но домика не нашли, а нашли посреди трясины два кола, а на них головы этих двоих насажены. До колов добраться было не просто, но достали. Ни капли крови вокруг не было, а головы не отрублены, а оторваны.

Все продолжали молчать, и только через некоторое время Аркан нервно хихикнул:

– Да ладно, ты про бабку Ёжку младшей группе грузи!

– Лось ты египетский, в этом домике реально ведьма живет. Пошли отсюда, что ли, – зевнул Витька и повернулся к ребятам из третьей группы: – Вы через пять минут после нас, ясно? Чтобы толпами не шататься.

Он спрыгнул с окошка и направился в темный и тихий холл.

– Какая такая ведьма? – хмыкнул Аркан уже в холле. – Бабка Ёжка?

– Натуральная ведьма. Хочешь – пойдем и ты сам увидишь.

– Куда пойдем-то? Ты чё, знаешь, куда идти?

– А вот знаю, – усмехнулся Витька.

Они собирались повернуть к лестнице, как вдруг от фикуса у входа раздался старушечий смешок – Аркан аж подпрыгнул, а Сашка креститься начал. Павлик тоже испугался здорово, схватил Витьку за руку. Но это была нянька, вышедшая из процедурки за чем-то.

– Попались, черти полосатые? Вот я вас! – Она погрозила им пальцем, но так, вроде как шутила. – Ведьму им посмотреть захотелось! Вот я Юлии Михалне-то скажу, чтобы она вас получше стерегла.

– Какую ведьму? – Витька сделал честное лицо. – Мы в столовку, за хлебушком.

– А то я не слыхала, что вы тут балясили. Ведьму посмотреть! – Нянька хмыкнула. – С ума вы сошли, что ли? К этому дому нельзя ходить, обратно не вернешься. А если и вернешься, то долго не проживешь. Туда только по приглашению ходят, от сильной надобности.

– По большой нужде, типо? – прикололся Витька.

– Ты глумись, глумись… – покивала нянька. – Заберет тебя ведьма, узнаешь…

– Не, а в чем пафос? – хмыкнул Витька. – Где бояться-то?

– А ты не бойся, а радуйся, что тебе никому на тот свет ничего передать не надо.

Именно в эту минуту громко хлопнула тяжелая парадная дверь – и нянька тоже с удивлением оглянулась: в санаторий вдруг опять вернулась Зоя! Она ничего не сказала, наоборот – прошла к себе в кабинет так, будто никого в холле и не было. И Витька пробормотал довольно отчетливо:

– Нам хлеба не надо – работу давай…

В общем, Витька с Арканом все равно договорились, что в понедельник пойдут на болото искать дом ведьмы, и Сашка тоже с ними напросился. А потом Павлику надо было идти в группу – за ним Люля сама пришла, напомнить.

– Вить, а в чем Сашка Ивлев талантливый? – спросил Павлик напоследок.

– О, есть у унылого один талант! Он по карманам шарит так, что никто ни сном, ни духом… – рассмеялся Витька. – Руки не дрожат, потому что совесть чистая: покаялся – и гуляй с чистой совестью. Православный позитив!

* * *

Вечер Ковалев намеревался провести в одиночестве: то ли из-за нервотрепки прошедшего дня, то ли из-за вчерашних возлияний он чувствовал себя усталым и разбитым. Но стоило ему подойти к реке, как от усталости не осталось и следа.

Он спустился к воде по старому кирпичному фундаменту возле моста – вода казалась маслянистой, густой, и хотя ветра не было, по ней все равно бежала рябь. На другом берегу лаяли собаки и топились печки, горели фонари, а тут стояла полнейшая тишина… Никто не увидит, если Ковалев полезет в воду, никто не сочтет его сумасшедшим… Мысль была на удивление соблазнительна, хотя и безумна. И совсем необязательно переплывать реку, можно просто окунуться.

Ковалев присел и тронул воду рукой. Она была теплее воздуха, она не казалась такой уж ледяной…

– Не делай этого, парень, – раздалось позади, совсем близко, – из-за кирпичного фундамента.

Ковалев выпрямился и оглянулся: полная темнота. Сбоку послышался легкий всплеск – будто кто-то ступил в воду. Фонарик лежал в кармане, но Ковалев почему-то никак не мог его нащупать замерзшей рукой. А когда наконец зажег и посветил вокруг, то никого не увидел и решил, что голос ему послышался. Или это был внутренний голос?

Однако сама возможность чужого присутствия отрезвила – мысль поплавать около берега уже не казалась сто́ящей. Ковалев постоял еще немного на берегу и пошел к мосту, не выпуская фонарик из рук.

Он надеялся, что «настоящее динго» снова встретит его на другой стороне, – не то чтобы Ковалев считал делом чести поймать собаку, но внутри свербело такое желание. Шаря лучом фонарика по кустам вдоль насыпи, он подумал, что это место и его сводит с ума, и недаром те, кто здесь живет, все как один нормальные. Не встретив собаку возле моста, Ковалев еще немного побродил в темноте по берегу и только потом направился к дому.

Открыв дверь в кухню, он даже приостановился, не перешагнув порог: вместо бабы Паши за столом с чашкой чая сидела мать Инны.

Неужели ей тоже так скучно дома одной?

– А где баба Паша? – спросил Ковалев, от удивления забыв поздороваться. И судорожно вспоминал ее имя-отчество. Вспомнил.

– Она пошла к себе, не хотела вам докучать. Вот ключ. – Ангелина Васильевна кивнула на буфет и милостиво предложила: – Вы раздевайтесь, не смущайтесь меня.

Можно подумать, Ковалев собирался раздеться совсем…

Она была моложава – настолько, что напомнила рекламу «как в пятьдесят выглядеть на тридцать пять», – чопорно одета и безупречно накрашена, будто пришла не в сельский дом, а в приемную министра. Но в голову почему-то лезло неотвязное: «Старая ведьма»… Не в плохом смысле, без неприязни, а, скорей, с некоторым опасением.

Ковалев под ее пристальным взглядом повесил куртку на гвоздь, аккуратно поставил на коврик сапоги и одернул свитер. Инна была похожа на мать, но второй не хватало мягкости, округлости, способности обволакивать – черты ее лица казались точеными, и взгляд темных глаз словно резал пространство.

– Садитесь, – пригласила Ангелина Васильевна, будто это Ковалев был у нее в гостях, а не наоборот. Самое обидное, ничего больше не оставалось, кроме как сесть.

– Спасибо, конечно, – кивнул Ковалев, подвигая себе табуретку и ощущая невыносимую неловкость под ее взглядом – на этот раз она рассматривала его совершенно беспардонно.

– Налить вам чай? – спросила она непринужденно.

– Спасибо, я налью сам. Вы о чем-то хотели поговорить?

– Да. Не будем ходить вокруг да около. Вы женатый человек, у вас ребенок… Зачем вы дурите голову моей дочери?

– Чего? – Ковалев едва не просыпал сахар, который успел набрать в ложку.

– Не понимаете? – Она саркастически улыбнулась.

Старая ведьма! Натуральная, самая настоящая ведьма!

– Нет, не понимаю. Вы верно заметили, я женатый человек. И завтра сюда приезжает моя жена. Ваша дочь меня не интересует.

– Я не сомневалась, что услышу именно это. – Она снова улыбнулась, на этот раз доверительно.

– Тогда зачем спрашивали?

– Хотела убедиться.

– В том, что все мужчины одинаковые?

– В этом я уверена давно и твердо, еще одно доказательство мне не требуется. Нет, я хотела посмотреть на вас поближе и убедиться в том, что вчера не ошиблась: с одной стороны, вы способны сделать мою дочь несчастной, но вряд ли вы станете ее обманывать и что-то обещать.

– Послушайте, меня в самом деле не интересует ваша дочь, я не собираюсь делать ее несчастной и уж тем более не буду ей ничего обещать. – Ковалева донельзя злил этот разговор.

– Вы не понимаете, о чем я говорю? – На этот раз ее улыбка была милой.

– Наверное, нет.

– Это вы станете ее жертвой, а не она вашей. Но хуже от этого будет только ей.

– И что вы от меня хотите? – поморщился Ковалев.

– Ну, может быть, чуть больше мудрости, чем у нее, чуть больше силы. – Ангелина Васильевна посмотрела ему в глаза не мигая. – Способности устоять перед соблазном…

Она не обволакивала – она втягивала в себя, словно водоворот, – Ковалев не мог оторвать взгляд от ее глаз и чувствовал тошнотворное головокружение. Старая ведьма! Опытная ведьма… Он попытался откинуть голову, отодвинуть лицо подальше, но забыл, что сидит на табуретке, и чуть не опрокинулся назад.

– А вы хотели, чтобы она нашла себе кого-нибудь побогаче, с положением, карьерой? – выдавил он сквозь зубы. – Чтобы у нее было все, как у вас?

– Бог с вами. – Она рассмеялась, но не отвела глаз и не сморгнула. – Если бы я вышла замуж за Колю, сейчас главой администрации был бы Коля. Уверяю вас, счастье не в этом. И, насколько я понимаю, ваша карьера начинается блестяще. Вы во всех смыслах блестящий молодой человек, я нисколько не удивилась увлечению дочери. Но один-единственный недостаток перечеркивает все ваши неоспоримые достоинства: вы женаты.