– Говори здесь. Сегодня в ночь я дежурю.

– Я слышала, ты дежуришь почти каждую ночь? Ладно, я приду сюда попозже вечером. Не хочу, чтобы Инка меня увидела.

– Хорошо, приходи вечером, – с раздражением ответила Зоя.

– Боишься обвинения в сговоре? Привыкла делать все чужими руками? Не бойся, тебе делать почти ничего не придется.

Они коротко попрощались, и Павлику пришлось стоять за деревом, пока Зоя, проводив тетку до ворот, не свернула на другую аллею и не направилась в сторону корпуса. Он догнал ее, будто давно искал и не мог найти.

– А, Павлик? – Зоя улыбнулась и взяла его за руку. – Ну давай погуляем вместе.

Она поспрашивала немного о том, как он себя чувствует и хорошо ли спит. А потом спросила напрямую: правда ли, что ночью его душила Бледная дева?

– Это мне сон приснился, – ответил Павлик. – Это называется «сонный паралич».

– Я в этом не уверена. – Зоя покачала головой. – Тем более что приступ удушья тебе не приснился, а случился на самом деле.

Павлик не стал говорить, что Бледная дева его предупредила о приступе нарочно, чтобы он проснулся и достал ингалятор.

– Представь, что бы могло случиться, если бы ты не проснулся, – продолжала Зоя.

Фредди Крюгер убивал всех во сне. Но ведь никто не пробовал его пожалеть и поздравить с днем рождения…

– Я ей подарю подарок на день рожденья, и она меня не тронет, – пробормотал Павлик неуверенно.

– Что? – возмутилась Зоя и даже остановилась. – Бледной деве? Ни в коем случае не делай этого. Во-первых, это страшный грех, обращение к темным силам. Вместо того чтобы бороться с нечистой силой, ты пытаешься от нее откупиться. Во-вторых, если ты этот страшный грех совершишь, то не сможешь креститься без покаяния, ведь ты уже отрок, а не дитя. А пока ты не крещен, Господь не может тебя защитить, не может послать к тебя ангела-хранителя. Посмотри, как спокойно спят другие мальчики, – им ничего не страшно, потому что они под защитой ангелов. Вот в четверг приедет батюшка, и все твои несчастья закончатся. А до четверга я буду за тебя молиться и просить Господа тебя защитить.

– А он послушает? – удивился Павлик. – Если я некрещеный?

– Я думаю, послушает, – ответила Зоя не очень уверенно, и Павлик догадался, что на помощь Бога до крещения рассчитывать не приходится…

– А… если мастер… То есть, Сергей Александрович на вас пожалуется?

– Пусть жалуется сколько хочет. Твое спокойствие и безопасность гораздо важней, чем его жалобы.

Павлик испуганно примолк: если Зоя не боится жалоб мастера спорта, значит Бледная дева действительно такая опасная?

– А Бледная дева… может утащить меня на дно? – спросил он на всякий случай, проверить.

– Она может завладеть твоей душой, обмануть, уговорить последовать за нею. С одним мальчиком здесь такое уже было. Но как только у тебя появится ангел-хранитель, она уже не сможет причинить тебе вред.

– А как же я покрещусь, если в молельне меня душит?

– Это бесы в тебе противятся твоему крещению. Бесы живут в каждом некрещеном человеке, но таинство крещения их изгоняет. Ты не беспокойся, перед крещением мы дадим тебе лекарство, и приступа не случится.

– Пашка, не соглашайся, – забеспокоился Витька, когда Павлик рассказал о встрече с Зоей. – Знаю я, что это за лекарства, которые они тебе всадят. Ты потом всю жизнь будешь на них сидеть, как на белом.

– Как это «сидеть»?

– Тьфу… Ну, как на наркоте народ сидит, не сможешь без них жить. Всю жизнь на лекарства придется работать.

– Вить, ну как я не соглашусь? Они меня спросят, что ли?

– Ну, хочешь, я им скажу, чтобы они не смели ничего такого тебе колоть? Припугну, что матери нажалуюсь…

– А может, правда маме позвонить? Ну, если им мастер спорта не страшен, то мать-то они должны послушать…

Витька почесал в затылке, и Павлик сразу понял, что он не очень-то верит в успех этого предложения.

– А как они узнают, что это мать звонит? Может, это левая телка какая-нибудь… По телефону же нельзя подпись там поставить… Но мы попробуем.

Витька достал мобильник, но позвонил не матери, а сестре Катьке. Она, выслушав длинный Витькин рассказ, пообещала на следующий день заставить мать позвонить Зое, записала телефон, который был вбит Павлику в контакты.

Рассказ о встрече Зои с чужой теткой тоже Витьку заинтересовал – он даже собирался пойти и подслушать, о чем они будут говорить. У него, конечно, ничего не вышло, и услышал он только, как они прощались в холле – уже после отбоя. Тетка посоветовала Зое хорошенько молиться о том, чтобы Татьяну в четверг вызвали к областному начальству.

* * *

Когда в среду незадолго до обеда стало известно, что Татьяну Алексеевну вызывают в область, персонал санатория начал почему-то косо смотреть в сторону Ковалева, будто он имел к этому какое-то касательство.

За обедом Зое Романовне неожиданно позвонили, и ей пришлось говорить по телефону при всех – разговоры за столом персонала смолкли, однако ей все равно сильно мешал шум в столовой, так что приходилось прикрывать другое ухо ладошкой. Ковалев удивился, почему Зоя не вышла из-за стола.

Она долго и внимательно слушала, что ей говорят, кивала и легко улыбалась углом рта. А потом едко ответила:

– Деточка, я догадываюсь, кто попросил тебя мне позвонить, так что можешь ему передать, что я прекрасно знаю голос матери Павлика Лазаренко и прикинуться ею у тебя получается не очень удачно. Кроме того, мы уже связались с матерью Павлика и получили от нее согласие на его крещение.

Зое снова что-то сказали, но она не смутилась:

– Даже если ты его сестра, это ничего не меняет. Если мать Павлика возражает против крещения, пусть приедет и скажет мне об этом лично.

Информация была исчерпывающей. Неужели они в самом деле решили крестить Павлика, несмотря на угрозы Ковалева? И Татьяны в четверг не будет…

Оставшись за столом с Инной наедине, Ковалев спросил, как понимать косые взгляды в его сторону.

– Они думают, вы уже кому-то нажаловались, потому Татьяну и вызвали на ковер к начальству, – пояснила Инна. – Но они ошибаются – ковер начальства Татьяны в райцентре, а ее вызывают для консультации в областную больницу, как доктора наук. Я это точно знаю, мне папа рассказал, какой Татьяна, оказывается, ценный специалист – он машину для этого должен ей организовать. Не иначе, Зоиными молитвами такое совпадение приключилось.

– Они не побоятся завтра крестить Павлика? – спросил Ковалев.

– Вполне возможно. И даже очень возможно.

– Но его ведь душит в молельной комнате. Неужели они накачают его стероидами?

– Современные препараты не так опасны, как принято считать. Если речь не идет о так называемом системном применении, когда астму переводят в стероидозависимую. Я не врач, но могу узнать у мамы.

– Узнайте, – кивнул Ковалев.

– Слушайте, а давайте напрямую спросим у Ириши, а? Мне интересно, как она будет выкручиваться! И Селиванова с собой возьмем – не иначе это была его идея, чтобы сестренка позвонила Зое и прикинулась их матерью. Впрочем, это могла быть и не сестренка…

Ириша оглядела всех троих тяжелым взглядом.

– Ага, делегация… Ну-ну, – сказала она своим сочным басом, когда Инна объяснила, зачем они пришли. – А что ж ко мне, а не к Татьяне Алексеевне? Она доктор наук, ее слово, чай, весомей.

– Татьяна Алексеевна сказала мне, что никто не собирается завтра крестить Павлика, – сладко улыбнулась Инна. – Но что-то подсказывает мне, что она ошибается.

– И как вам в голову могло прийти, что ребенка кто-то посадит на стероиды? Мы что, сумасшедшие, по-вашему? Чтобы сделать астму стероидозависимой, нужно длительное применение соответствующих препаратов в соответствующих дозах. Павлику же будет достаточно обычного ингалятора, уверяю.

– Полагаете, бесов можно разогнать ингалятором? – лукаво спросила Инна.

– Не надо глумиться, девочка, – беззлобно ответила Ириша. – Бесы – суть страхи ребенка, они за горло его не держат, лишь пугают. Думаю, ингалятор справится. А если нет – один укол фатальных последствий иметь не будет.

– Я в этом не уверен, – заявил Ковалев. – А неправославные врачи в этом санатории есть?

– Увы, – рассмеялась Ириша. – Придется вам поверить мне на слово. Но лучше всего спросить Татьяну Алексеевну, чтобы не сомневаться.

– Пашка не хочет креститься, вы его заставляете! – заявил Селиванов.

– Это ты не хочешь, чтобы он крестился, – невозмутимо сказала Ириша. – Это твоя гордыня, тщеславие. Хочешь самым-самым для братишки быть, с Богом себя равняешь. Гляди, Бог тебя за это накажет! Не боишься?

– Молнией убьет, что ли? – хохотнул Селиванов.

– Смейся, смейся… Досмеешься. Вот мать у тебя пьет, почему, как думаешь? А, глядишь, попросил бы Господа о помощи, он бы и помог…

– Хурма это, – фыркнул Селиванов. – Алкоголизм – неизлечимая болезнь, я читал.

– Верно, неизлечимая. Но бросить пить и вылечить алкоголизм – разные вещи. Почитай в своем интернете про непьющих алкоголиков. И как воцерковление им помогает.

– Не смешите мои тапочки! Воцерковление! – хмыкнул Селиванов. – Да ей все по звезде сосулькой! Даже Зое позвонить не смогла: типо, с утра выпил – весь день свободен…

Он сказал это беззлобно, снисходительно, но только совершенно бессердечный человек не заметил бы горечи в его словах. Обиды. И не за себя вовсе.

По пути в холл Инна тронула Селиванова за плечо.

– Вить, ваша мама звонила Зое. После обеда. Но она в самом деле была пьяной, и Зоя ее не послушала. Обязательно скажи Павлику, что она звонила. Ты понял?

– Это вы нарочно фуфло гоните, чтобы он не расстроился, – ответил Селиванов. – Но Пашке сказать я и без вас догадался.

– Молодец, ты правильно сделал, – улыбнулась Инна.

– А креститься Пашка вправду не хочет, его просто Зоя запугала, что если он не покрестится, то Бледная дева его в речке утопит. Ваша мать, между прочим… – Селиванов злобно зыркнул на Ковалева. – Тоже не подарочек! Вот объяснили бы ей, что Пашка не ее сын, тогда бы она в покое его оставила.

Ковалев хотел было возразить, но Инна приложила палец к губам.

– Сергей Александрович с нею поговорит. Так Павлику и передай, Бледная дева его не тронет. А если он не хочет креститься, никто его не приневолит. И отец Алексий насильно его крестить не станет, потому что Павлик уже не маленький и сам должен решать, креститься ему или нет.

– Какого черта? – спросил Ковалев у Инны, когда Селиванов направился наверх, в спальню.

– Это вы о чем? – улыбнулась Инна.

– О Бледной деве, с которой я поговорю.

Ковалев уселся в кресло возле медицинского отделения, и Инна составила ему компанию – села на диван напротив.

– Вам совсем не жалко запуганного маленького мальчика? Крещение избавит его от страхов, но если он откажется креститься, ему нужно на что-то опереться. Этот злосчастный звонок Зое очень не вовремя случился. Будто все сговорились довести ребенка до нервного срыва. Он пока не готов сам справиться с ситуацией, ему всего семь лет.

– Может, лучше объяснить ему, что Бледной девы не существует? Мне кажется, это подействует надежней.

– Вы в детстве не боялись темноты?

– Нет, – соврал Ковалев.

– Пока рядом кто-то из родителей, ребенок с радостью верит, что в шкафу или под кроватью никого нет, но стоит ему остаться в одиночестве, и страх возвращается. Этот страх иррационален, его нельзя победить логическими доводами. Должно быть, у вас в детстве за спиной был надежный тыл, у Павлика его нет.

– Дед учил меня надеяться только на себя, – пробормотал Ковалев.

– Не сомневаюсь. Но как вы думаете, у кого вы научились защищать слабых? Думаю, ваш случай как раз иллюстрация к расхожему утверждению: ребенок последует вашему примеру, а не вашим советам. Почему бы вам не послужить примером для Павлика?

– Ну да, подать пример общения с привидениями. Просто отличный пример!

– Не станете же вы разубеждать свою дочь в том, что Деда Мороза не существует, – всему свое время. Уверяю вас, став взрослой, она не будет думать, что глупый папа верил в Деда Мороза. К тому же Бледная дева – не Дед Мороз, она действительно существует.

– Вот только ерунду выдумывать не надо… – Ковалев глянул в потолок и покачал головой.

– Она – еще одна ипостась реки, ее часть, ее фантом. Вряд ли вы поверите мне, и все же я скажу: человек не может уйти из этого мира просто так, ничего после себя не оставив. Тем более утонувший человек. И недаром страхи Павлика цветут здесь пышным цветом…

– С этим я полностью согласен: если запугивать его Бледной девой, он без вопросов будет ее бояться.

– Дело не только в запугивании, хотя я не отрицаю, что это немаловажный факт. Но… Бледная дева имеет здесь силу, особенно теперь, когда дяде Феде так трудно ее сдержать. Павлик уязвим, его страх – открытые ворота, через которые Бледная дева пьет его жизнь, энергию. И в итоге загонит в такую глубокую депрессию, что ему захочется смерти. Поглядите, как он осунулся с тех пор, как вы прогнали «волка» и на его место явилась Бледная дева…

– В депрессиях я ничего не понимаю, но, мне кажется, ребенка просто затюкали со всех сторон.

– Не без этого. Многим людям иногда трудно сделать простейший выбор: что съесть на завтрак, например. А тут множество уважаемых ребенком людей пытаются склонить его на свою сторону – есть от чего растеряться. И тем не менее… Я тут поразмыслила о том, что вы мне рассказали… О заговоре на смерть. Делая такой заговор, человек привлекает на свою сторону силу, которая сильней его, становится ее должником. Здесь средоточие такой силы – река. Так вот, долг не был оплачен сполна. Крещение, смена имени, изгнание бесов во время обряда, покаяние, причастие – все это делает человека неуязвимым перед силой реки. Но долг остается – и платят его другие. В данном случае Павлик. Думаю, Зоя хорошо это понимает, потому и стремится его окрестить.

– Так в чем дело? Если вы считаете, что крещение защитит его от Бледной девы, зачем этому сопротивляться? – хмыкнул Ковалев.

– Вы тоже против его крещения, или я что-то путаю? – загадочно улыбнулась Инна.

– Я против мракобесного обряда, который вредит здоровью ребенка.

– А я против навязывания детям нездоровых христианских ценностей. Не все иллюзии вредны, но любовь Бога идет изнутри, а не извне, она действительно подобна наркотику.

– Вы определитесь, существует этот бог или нет…

– Уверяю вас, даже если он существует, то он никого не любит. Он питается любовью и страхом верующих. А еще я считаю, что человек – это звучит гордо. Бог позволяет человеку быть слабым, и даже требует от него быть слабым. Вот дядя Федя справлялся с рекой без божьей помощи. И пока он был жив, Бледная дева не приходила за детьми и не доводила их до депрессии. Вы тоже могли бы… Ведь хтона вы уже приручили…

– Бледную деву тоже надо приручить? Изловить, скрутить в бараний рог и притащить в дом? – осклабился Ковалев. – Напоминает анекдоты про русалок.

– Нет. Помните, я сказала, что река играет с вами, а не со мной, и я не знаю, что ей надо. Над этим я тоже думала. То, что она зовет вас, вы, мне кажется, отлично чувствуете. Но задумайтесь над разницей в словах: зов и призвание. Мало ответить на зов, мало призвания – нужно то, что принято называть инициацией. Она не просто играет с вами, она испытывает вас.

Ковалев многозначительно покивал.

– Увы, в вашем случае инициация однозначна: чтобы пройти испытание, справиться с рекой, надо переплыть ее тогда, когда переплыть ее невозможно. Не скажу, что после этого она ляжет под вас, но она будет вас уважать и иногда вам подчиняться.

– И Бледная дева перестанет приходить за детьми? – сдерживая смех, переспросил Ковалев.

– Если вы пожелаете – перестанет.

– Это потрясающее колдунство.

– Не вздумайте переплывать реку, как бы вам этого ни хотелось.

– Даже не собирался… – проворчал Ковалев.

– Собирались. С первого дня собирались, это было написано у вас на лбу. Она… играет с вами, она заманивает вас. Вы утонете.

– Ничего не понял, – все же рассмеялся Ковалев. Теперь, правда, натянуто. – Так переплыть или не переплывать?

– Переплыть тогда, когда переплыть ее невозможно. И только тогда, когда вам этого не хочется. А впрочем, вы сами поймете, когда и как это нужно сделать.

Влада позвонила в шесть вечера и сообщила, что уже едет в электричке – и что Ковалев может не тащиться в райцентр к девяти вечера, она теперь сама найдет дорогу до стоянки такси.

– Я хотела нагрянуть неожиданно, чтобы застать тебя врасплох, – она хихикнула. – Но потом решила, что это нечестно.

– Что это ты вдруг решила среди недели нагрянуть? – удивился Ковалев.

– Отпросилась.

– Тебя уволят.

– Не уволят, не надейся. Я купила мощный модем и могу спокойно работать на нете. И не думай, что это я из ревности, – просто невозможно торчать тут одной целыми днями и думать, как там без меня ребенок.

– Я тебя встречу с автобуса, – вздохнул Ковалев.

* * *

– Бабка Ёжка сегодня раскололась. – Витька потер руки. – Рассказала, как Бледную деву поставить раком. Оказалось, все это хурма – найти тело, похоронить там, отпеть. Для ужасов тема, впрыск позитива населению.

Люля опять отпустила Павлика в старшую группу. А еще попросила Витьку помочь Павлику нарисовать открытку, дала с собой фломастеры. Наверное, Зоя ей не сказала, что это грех. Потому Павлик сидел за столом и рисовал, глядя на планшет, где Витька разыскал того самого кота с тортом и цветами. И сказал Аркану, что никто порнуху на планшете смотреть не будет, пока Павлик не закончит рисовать. Вот такой брат был у Павлика – настоящий брат!

Но если утром хотелось нарисовать хорошего кота, чтобы Бледная дева обрадовалась подарку, то теперь Павлик засомневался: наверное, открытки маловато, чтобы от нее откупиться.

– А чё оказалось? – спросил Аркан.

– Надо переплыть реку тогда, когда ее переплыть невозможно. Типо, доказать, что ты мегакрутой крендель. Бледная дева охреневает с такого фэншуя и ложится в позу камбалы.

– Вить, а какая поза у камбалы? – спросил Павлик, вынув изо рта кончик фломастера.

– Примерно как у унылого перед иконой, только глубже и кошерней.

– Как это «глубже»? В воде, что ли?

– Необязательно. Унылый на коленках стоит, а глубже – это растечься ковриком.

– Не, а как ее переплыть-то? – приоткрыв рот от удивления, спросил Русел. – Холодина же…

– Холодина – чешуя, к холоду быстро можно привыкнуть.

– К холоду нельзя привыкнуть, – как всегда, заспорил Сашка.

– Вы, часом, не баран по гороскопу? – фыркнул Витька. – Отсос Петрович, вы вообще плавать не умеете, а мы в этом году до сентября купались, и ничего. Сперва вштыривает неслабо, зато потом самые шишечки, аж в письке щекотно.

– Ага. А три недели назад дядька утонул, не слышал, что ли? Чуть-чуть до берега не доплыл. Вот почему, спрашивается? – не унимался Сашка.

– Почему-почему? По кочану папайи. Мужик в фуфайке был, в сапогах. Ты в сапогах пробовал поплавать? Прикинь, если ватник намочить, сколько он весить будет? Почти неотвратимый писец, топором ко дну пойдешь.

– Он, говорят, как раз таки и ватник снял, и сапоги.

– Ну не догола же он разделся. Все равно одежка на дно тянет. Плавать в плавках надо.

– А с каких вдруг херов бабка Ёжка тебе это сказала? – поинтересовался Аркан.

– Она не мне сказала, а мастеру спорта. Я просто мимо проходил и слышал.

– А мастер спорта чё? – продолжал спрашивать Аркан.

Павлик поднял голову – ему тоже было любопытно.

– Зассал. Поржал и сказал, что даже не собирается.

Павлик вздохнул. Наверное, тогда придется креститься…

– Потому что к холоду нельзя привыкнуть, – гнул свое Сашка.

– Да он просто холода боится.

– И с каких херов мастеру спорта холода бояться? – не поверил Аркан.

– Вашу Машу… – вздохнул Витька. – С таких херов. Вот я читал про детские страхи, что если в детстве какая хурма с человеком приключится, то он потом ее всю жизнь будет стрематься. А мастер спорта – сын Бледной девы, она с ним вместе с моста сиганула. Типо, большой всплеск эмоций. И на всю жизнь ссыкотно.

– Вить, как ты думаешь, дарить мне открытку Бледной деве или лучше не надо?

– А чего ж не дарить? – Витька пожал плечами.

– Так Зоя говорит, это страшный грех.

– Да и хрен ей в розовые губки. Небось, ведьмы в таких делах получше православнутых разбираются.

– Я тут подумал: может, она обидится даже, если ей только одну открытку подарить и больше ничего, – вздохнул Павлик.

– Хурма. Главное не подарок, а внимание.

– А как мне ей открытку отдать?

– Когда бишь у нее день рождения? – оживился вдруг Витька.

– В понедельник.

– Вот и славно. На понедельник и назначим поздравление. – Витька потер руки. – С воскресенья на понедельник. Ровно в полночь. В час, когда силы зла властвуют безраздельно. И не ссы, после этого она к тебе больше не придет.

Павлик не понял, почему у Витьки стало такое решительное лицо и почему тот соскочил с подоконника, не докурив сигарету до конца, будто куда-то торопился.

* * *

На автобусной остановке около вокзала было гораздо тише, нежели по пятницам. Посидев на скамейке минут десять, Ковалев решил, что веселей убивать время в теплом универмаге, – к вечеру подморозило, а до автобуса оставалось минут сорок.

Большинство отделов уже закрылось, однако игрушки работали до девяти. Автотрек, конечно, пока никто не купил, и на этот раз его с восторгом рассматривали двое мальчишек лет по двенадцать. Им, в отличие от Селиванова, не хватило наглости попросить продавщицу запустить трек, но понятно было, как им этого хочется. Ковалев снова протянул продавщице полтинник на батарейки и попросил показать детям игрушку.

Мальчишки жали на кнопки пультов с такой радостью, что Ковалев перестал ругать себя за потраченные неизвестно на что деньги. И делать все равно было нечего…

– Мальчиков любишь? – раздался вдруг негромкий, подозрительный голос.