И все вроде бы шло своим чередом: дети одевались на прогулку, вокруг было шумно и суетно, воспитатели старались перекричать детей, и Ковалев делал вид, что ничего не происходит, даже когда к Аниному шкафчику подозвали Зою Романовну. Надо же, как четко разыгрывается ожидаемый спектакль!

Вслед за Зоей Романовной в дверях приемной показалась Ольга Михайловна, но так и осталась стоять на пороге. Взглянула на Ковалева с легкой заговорщицкой улыбкой.

Вскоре вокруг Аниного шкафчика собрался чуть ли не весь персонал санатория – из тех, кто пока не ушел домой. И как Зое это удалось? Она не бегала по холлу и не призывала никого подойти и стать свидетелем. В самом деле, что ли, ее подчиненные угадывали желания начальства по выражению лица? Дети мало обращали внимание на происходившее – старшая группа так и вовсе умчалась на улицу, а маленькие были сосредоточены на одевании.

– Сергей Александрович! – окликнула Ковалева Зоя Романовна, и он, вместо того чтобы заволноваться, испытал вдруг облегчение. Наконец-то!

Он подошел поближе. Любопытно, как они объяснят учиненный обыск.

– Сергей Александрович, нам необходимо кое-что выяснить, – начала Зоя Романовна озабоченно.

– Я слушаю, – кивнул Ковалев.

– Тамара Юрьевна сейчас помогла Анечке взять куртку… И, понимаете, из кармана выпало вот это… – Она протянула вперед ладонь, на которой лежали две пятитысячные купюры. Несомненно, весь персонал имел возможность рассмотреть деньги и убедиться, что это не просто разговоры… И наверняка все они давно осведомлены о том, сколько денег и в каких купюрах пропали у Ольги Михайловны. Для того чтобы обвинить напрямую – маловато, но сомнений точно ни у кого не останется.

– Это ваши?

Ковалев задумался на секунду: если сказать, что это не его деньги, то Зоя Романовна их приберет, и он останется без копейки. На это ведь и был расчет: объявить найденные деньги украденными и вернуть жертве.

– Да, мои.

Ответ сбил Зою Романовну с толку, но она быстро нашлась:

– Видите ли… У нас тут бывает много людей, шкафчики не запираются, и дети… очень разные. Зачем же вы оставили такую большую сумму у ребенка в кармашке?

– Я не хотел носить их с собой, пока бродил за территорией, – подыграл ей Ковалев, почему-то не сомневаясь в честности пожилой секретарши. – Боялся выронить.

Такого Зоя не ожидала и явно заподозрила подвох, потому что замолчала, подбирая слова для достойного ответа. Но ее выручила Тамара Юрьевна, которая не смогла сдержать негодования:

– Да как же вам не совестно! Ведь все знают, что у Ольги Михайловны десять тысяч украли! А вы с удивительной наглостью заявляете, что это ваши деньги!

К ней тут же присоединились еще трое или четверо присутствующих, несдержанных в праведном гневе. Нет, они не разыгрывали спектакль, они поверили Зое Романовне. И никому не пришло в голову, что, украв деньги, Ковалев не стал бы оставлять их в кармане Аниной курточки.

– Погодите! Погодите же! – попыталась их перекричать Ольга Михайловна, подошедшая наконец поближе. – Да замолчите же!

Ее послушали нескоро и замолчали, только когда она вышла вперед.

– Погодите! Я ведь для этого вернулась… Нашлись деньги. Никто у меня ничего не воровал. Они под подкладку попали. Мне неловко очень, я должна попросить прощения у молодого человека… Я не имела права даже думать такого, а тем более – говорить об этом с коллегами. Зоя Романовна, отдайте Сергею Александровичу деньги – это не мои.

Она посмотрела на Зою Романовну с нескрываемым торжеством. Та пробормотала что-то себе под нос – о том, что это легкомысленно, доверять ребенку такие деньги, да еще и оставлять без присмотра в незакрытом шкафчике. Но глядела при этом не на Ковалева, а на Ольгу Михайловну. И взгляд этот ему совсем не понравился.

Инна, собравшаяся уходить, явно удивилась, хотя и кивнула Ковалеву с одобрением. И, пожалуй, с радостью.

Зоя Романовна в эту минуту показалась Ковалеву разъяренной змеей, которую не стоит дразнить без надобности, но Инна, видимо, была другого мнения, потому что заметила, уходя:

– Ну вот, как славно все разрешилось!

Ольга Михайловна подошла к Ковалеву уже на улице, когда он держал Аню за руку.

– Я в самом деле приношу извинения, – сказала она с улыбкой, когда они поменялись деньгами. – Я любила Надежду Андреевну, мне было крайне неприятно думать, что ее наследник оказался негодяем. Я рада, что ошиблась.

– Вы не любите Зою Романовну? – спросил Ковалев напрямую.

– Мне не за что ее любить, – сдержанно ответила Ольга Михайловна. – И мне жаль, что она использовала меня. Заставила думать о вас плохо. Еще раз извините, в другой раз я буду больше доверять своим впечатлениям о людях, нежели чужим наветам. Если бы вы знали, как я обрадовалась, когда вы отдали мне деньги… Не потому что жалела эти десять тысяч, хотя для меня и это было болезненным ударом. Но разочаровываться в людях – это гораздо тяжелей.

* * *

Третья группа на музыкальном занятии учила песню из «Электроника», Павлик слышал ее раньше, «Электроника» часто включали на видеокассете. Ему нельзя было купаться в бассейне, чтобы не намочить пробы, которые ему утром поставили на обе руки, и вместо «воды» Люля отвела его к учительнице музыки.

В третьей группе почти все умели читать, а потому разучивать песню им было легко – смотри на экран проектора и пой под музыку. Павлик читать не умел, но песня ему нравилась, героическая была песня, и он старался невпопад повторять слова за остальными. Особенно ему нравилась строчка «Ведь ты – человек, ты и сильный, и смелый», она почему-то поднимала его в собственных глазах, будто он и был тем самым человеком. Витька вот точно был и сильным, и смелым.

На прогулке перед ужином он забрал Павлика на спортплощадку, где гуляли старшие группы, и дежурная воспиталка этого не заметила, хотя маленьких обычно туда не пускали.

– Хочешь на турнике покачаться? – спросил Витька.

Павлик пожал плечами:

– А можно?

– Попробуй. Я тебя подстрахую.

На турнике в это время сосиской болтался Русел, а в очереди стояли еще человек пять, но Витька пролез вперед с криками «Пропустите мужчину с ребенком!», и никто ему не возразил.

Ничего хорошего у Павлика тоже не получилось, тем более что перекладина была очень холодной, а рукавицы Витька велел снять. Но ему все равно понравилось. Еще больше Павлику понравилось лазать по лестницам, изгибавшимся волнами в разные стороны, а потом сидеть с Витькой на самом верху, как на жердочке.

– Прикинь, я сегодня тоже видел Бледную деву, – сказал Витька.

– Где? – удивился Павлик.

– В бассейне. Я на дно нырнул и тут ее увидел.

– И как? – обмер Павлик.

– Стремно. У вас когда бассейн?

– Сегодня был перед обедом, но мне не разрешили из-за проб. Теперь в понедельник.

– Ну и хорошо, что не разрешили. А чего тебе вдруг опять пробы делали?

– Так ведь мастер спорта Зое сказал, что если меня поведут в молельню, он жалобу на нее напишет. Так что завтра меня не покрестят точно, только в пятницу пробы будут проверять.

– Круто, слушай! – хмыкнул Витька, а потом вдруг хлопнул себя по лбу: – Так вот с каких херов она решила мастера спорта удрючить! А я-то думал, это из-за волка!

– Почему из-за волка?

– Не, ну гляди: Зоя тут волчаре в морду слюной брызжет и распятием тычет, «Отче ваш» декламирует с выражением, но вот является мастер спорта, делает волку физическое замечание, и – ловите ветер синими трусами! Понятно, Зоя некисло огорчилась! Не, ну сцука…

– А ты думаешь, он не мог взять деньги?

– Ты чего? Нет конечно! Слушай, я тут порылся в тырнете про Бледную деву…

– А что, там и про нее написано? – удивился Павлик. Если он и хотел научиться читать, то не ради караоке, а чтобы, как Витька, лазить по интернету. Он даже представлял иногда, как отыщет в сети такие же смешные выражения, какие там находил Витька, и удивит его однажды, и рассмешит. С появлением смартфона эта мечта казалась вполне осуществимой…

– Ну, не про нее конкретно, а вообще. Понятно, что это местечковая фишка. И везде то же написано, что и в «Звонке» было: надо найти тело и похоронить по-человечески. В общем, нужно разузнать сначала, где она утонула. Ну и потом просчитать, куда тело могло отнести.

– А как просчитать?

– Пока не знаю, это зависит от времени года сильно. Я думаю, в газетах об этом должны были написать, надо старые газеты найти.

– Как в «Звонке»? – переспросил Павлик, не сомневаясь, что Витька все узнает, просчитает и сможет найти тело Бледной девы.

– Ну да. Я еще подумал… Я, конечно, не знаю, стоит ли… Надо Инну спросить. Если она и есть молодая бабка Ёжка, она должна все о Бледной деве знать. Я ее припугну, что всем расскажу, как она человечину в доме ведьмы ела, и она мне все расскажет.

– Да ну, Вить. Может, не надо ее пугать? Она же Сашку Ивлева заколдовала…

– Я тут знаешь что подумал еще? Может, это колдовство вовсе не про бабку Ёжку, а как раз про Бледную деву. Ну, что не надо у окошка ложиться. Но это так, просто мысль.

* * *

Вечером в гардеробе Ковалева снова дожидался Селиванов – сидел на подоконнике и болтал ногами.

– Что на этот раз? – спросил Ковалев.

– Да я посоветоваться хотел… – нагло ухмыльнулся парень.

– Советуйся.

– Вот вы с Инной ходите, знаете ее, наверно.

Ковалев хотел было снова начать оправдываться, но вовремя передумал.

– Ну?

– Мне из нее надо кой-какую инфу вытянуть. И я думал ее припугнуть, будто всем расскажу, что́ она в доме ведьмы по ночам делает. Но не знаю, может, она меня убить захочет и ничего не расскажет. Или соврет…

– То есть ты знаешь, что шантажисты обычно плохо кончают. И решил подстраховаться.

– Ну и решил.

Ковалев покачал головой, но смеяться не стал.

– Я тебе дам совет, раз ты посоветоваться пришел. Ты Инну Ильиничну спроси, о чем тебе надо. Может, она тебе просто так ответит, без шантажа. А попробуешь ее пугать, она над тобой посмеется только и шансов на ответ будет гораздо меньше. Потому что шантаж – это некрасиво.

– Да ладно! Вам Зою шантажировать, значит, красиво, а мне Инну – некрасиво?

– Я Зою вовсе не шантажировал и своих намерений ни от кого не скрывал, раз даже ты об этом знаешь.

– Да не, я не против, я только за. Пашке это крещение – как аккордеон отцу Алексию, а в молельне его душит.

Наверное, надо было развернуто пояснить недорослю, в чем разница, но Ковалеву вовсе не хотелось перед ним оправдываться.

Селиванов спрыгнул с подоконника и направился к выходу из гардероба, но остановился вдруг.

– Скажите, а когда я сегодня в последний раз «тонул», вы ничего такого в бассейне не видели?

– А что я должен был увидеть? – насторожился Ковалев и вспомнил, как ясно представилась ему непогода и река, в которой тонул Селиванов.

– Да не, ничего… – махнул рукой парень, хмыкнул и пошел своей дорогой.

* * *

В четверг за постным завтраком Татьяна Алексеевна лично попросила Инну присмотреть за Павликом во время службы, поскольку все остальные педагоги будут в это время в молельне. Само собой разумелось, что Ковалев заберет Аню. Зоя Романовна поедала капустные котлеты с невозмутимой физиономией, делая вид, что смирилась с требованием Ковалева.

– Нет, вы только представьте! – громогласно начала садившаяся за стол воспитательница старшей группы. – От Селиванова нет покоя ни днем, ни ночью! Вчера он опять залез в спальню младшей группы и полночи не давал малышам спать! А когда я хотела его пристыдить, он объявил, что у него глубокие внутренние проблемы и ему срочно требуется консультация психолога!

– Нет ничего предосудительного в желании подростка поговорить с психологом, – загадочно улыбнулась Инна.

– Инна Ильинична, вы же понимаете, что никакого желания получить консультацию у него нет – он просто хочет отвертеться от молебна.

– Вы знаете мое мнение: я считаю, что беседа с психологом для подростка полезней церковной службы. – Инна снова изогнула губы в улыбке. – А я знаю, что вы моего мнения не разделяете.

– Во время молебна вы не сможете с ним беседовать, на ваше попечение оставлен его брат, – холодно вставила Зоя.

– Я думаю, мы поговорим во время процедур, а после разговора Витя пойдет на физиотерапию, – согласилась Инна.

– Во время процедур с ним могу поговорить и я, раз уж он так хочет консультации психолога.

Ее непременное желание обломить Селиванова вызвало у Ковалева раздражение, но это уж точно его не касалось, и он промолчал. Однако Инна и сама справилась с ситуацией:

– Зоя Романовна, мне кажется, что Татьяна Алексеевна нуждается в вашей помощи в молельной комнате, а потому поручила бы беседу с мальчиком штатному психологу.

Намек был прозрачен, и Ковалев почему-то не сомневался, что Татьяна разрешила бы спор в пользу Инны.

– Второй завтрак откладывается, – сказала Инна Ковалеву, когда все разошлись. – Но не отменяется. Я думаю, не устроить ли во время молебна что-то вроде пикника на берегу реки? Дети любят пикники.

Ковалев не возразил, хотя погода явно не располагала к пикникам.

Аня и Павлик одевались возле своих шкафчиков, когда к дверям подъехал внедорожник отца Алексия. Зоя Романовна ожидала батюшку в холле и шагнула навстречу, когда распахнулись двери. А потом поцеловала протянутую руку… Ковалев отшатнулся от неожиданности и захлопал глазами – приветствие, по-видимому привычное обоим, вызвало у него и гадливость, и даже некоторую жалость к Зое, женщине, очевидно, гордой и независимой.

Однако вид ее был кротким, а батюшка явно не гордился своим положением.

Тем временем Зоя кивнула отцу Алексию в сторону Ковалева, и батюшка направился к детским шкафчикам вместе с нею. Павлик опустил руки с зажатой в них шапкой и вздохнул. Нет, не испугался, не съежился – только лицо его стало усталым и равнодушным.

– Павлик, что нужно сказать? – опередила батюшку Зоя Романовна.

– Здравствуйте, батюшка, – механически выговорил мальчик, а отец Алексий небрежно протянул руку для поцелуя и ему. Павлик замешкался и неуверенно глянул на Ковалева, будто испрашивая совета, но отец Алексий выкрутился – погладил ребенка по голове.

– Здрасте, батюшка, – вслед за Павликом повторила Аня, но ей отец Алексий только улыбнулся – и она заулыбалась ему в ответ.

Батюшка присел перед Павликом на одно колено – чтобы не смотреть на него сверху вниз, – и доверительно произнес густым певучим голосом:

– Мне рассказали, что ты принять крещение не хочешь. Правда ли?

Павлик посмотрел в потолок и пожал плечами.

– Я тебе так скажу: не хочешь – никто тебя не приневолит. Ты уже отрок, тебе семь лет давно исполнилось, и никто за тебя решать не вправе. – Батюшка выразительно посмотрел на Зою. – К крещению надо идти с верой, с открытым сердцем, с чистой душой. Сейчас одевайся, а перед обедом еще поговорим об этом, согласен?

Павлик снова закатил глаза и кивнул.

Батюшка не без труда поднялся и обратился к Ане – будто добрый дедушка.

– А ты, егоза, не хочешь креститься?

– Мне папа не разрешит, – не задумавшись ответила та. – Мы в Бога не верим, потому что в Бога верят слабые люди, кто в себя не верит. Они выдумали Бога нарочно, чтобы им легче жилось.

Отец Алексий искренне рассмеялся.

– А ты, значит, сильная? – спросил он беззлобно.

– Пока я маленькая и слабая, у меня есть папа и мама. А у кого мамы или папы нет, тем приходится верить в Бога. Вот у Павлика есть сильный взрослый брат, и ему тоже верить в Бога необязательно.

– Бог – он не только для того, чтобы защищать. С Богом в душе человек добрей и чище, – грустно улыбнулся батюшка и провел рукой Ане по голове, глядя при этом на Ковалева.

Инна усмехнулась:

– Вам ли не знать, отче, что добрей и чище человек может быть и без Бога в душе.

– Да нет… Тут я иначе смотрю: человек, может, в Бога и не верит, а все равно с Богом в душе живет.

– Не надо приписывать Богу заслуги человека, – отрезала Инна. – Хотите объясню, как у человека формируется совесть и что́ заложено в его природу генетически? А Зоя Романовна вам напомнит основные христианские догматы, прочтет Символ Веры и расскажет, что ваш бог думает о добрых и чистых, но неверующих людях.

Павлик, тем временем нахлобучивший шапку на голову, бочком направился к двери, и Аня решила от него не отстать.

Инна посмотрела на отца Алексия и вдруг кокетливо улыбнулась – от этой улыбки и у Ковалева мурашки побежали по спине, а батюшка едва не пустил слюни. Ведьма… Может, ее мать старше и опытней, но не обладает и десятой долей способности дочери к соблазну. Странно, но именно тут Ковалев со всей очевидностью понял, что, захоти Инна, он бы давно бегал за ней, как бычок на веревочке, забыв о жене и дочери.

– Ведьма… – прошипела Зоя, оскалившись, и осенила себя крестным знамением.

– Ну да, летаю на шабаш каждое полнолуние, – кивнула Инна и, пригнувшись к отцу Алексию, игриво шепнула ему на ухо: – Совокупляюсь с Сатаной.

Отец Алексий покраснел так, что у него на лбу выступил пот, и взялся за крест на груди. Однако нашел в себе силы шутливо покачать головой:

– Бесстыдница ты, Инка. Разве ж можно с монахами так шутить?

– Боитесь соблазна дьявольского? Не бойтесь. Устоите – гордиться сможете. Не устоите – покаетесь, и Бог простит.

– Глупая ты девчонка. Бог-то, может, и простит, а сам себя человек не так-то легко прощает.

– Думаю, это одна из миссий Бога – помогать человеку договариваться со своей совестью.

– Ведьма… – повторила Зоя со злостью.

– Да. Самая настоящая. – Инна вскинула на нее глаза. – Ведаю. Ведаю, что в следующее воскресенье случится беда – вашими стараниями. Ведаю, батюшка, – она повернулась к отцу Алексию, – что скоро к нам приедут чернецы на дорогих черных машинах. Вы человек чистый и добрый, какое же зло с их помощью вы хотите побороть? Неужели хтона?

– Дьявол многолик, – уклончиво ответил отец Алексий, покосившись на Ковалева. – Имя ему – легион.

– Вы, я так понимаю, собираетесь выступить против этого легиона? Осторожней, батюшка. Это я вам как ведьма говорю.

– Угрожаешь? – Зоя сузила глаза.

– Нет, – криво и страшно усмехнулась Инна. – Ведаю. Зоя Романовна, ваше черно-белое представление о добре и зле есть само зло. Вы не о людях печетесь, а о своем ревнивом боге. А мы с отцом Алексием думаем о людях, не правда ли, батюшка?

Тот замялся, бросив взгляд на Зою.

– Вы, отче, вместо Зои Романовны лучше Сергея Александровича в помощники возьмите, – продолжала глумиться Инна.

Эти слова батюшку неожиданно смутили, но ему на помощь, цокая каблуками, уже спешила Татьяна Алексеевна.

– Знаете, о чем меня спрашивал Селиванов? – как ни в чем не бывало заговорила Инна по дороге на берег.

– Наверное, пугал обнародованием вашей людоедской сущности?

– Он, конечно, попытался, но быстро свернул с этой кривой дорожки. Первый вопрос, который он мне задал, это есть ли в Заречном библиотека! Представляете? – Она звонко рассмеялась, а Павлик, державший ее за руку, втянул голову в плечи.

– Может, он решил что-нибудь почитать, – хмыкнул Ковалев.

– Нет, он хочет найти в библиотеке информацию о Бледной деве. Наивный ребенок, в триллерах герои всегда ищут информацию в подшивках старых газет, которые лежат в библиотеках. Ему невдомек, что советские газеты не освещали таких событий.

– И что вы ему ответили?

– Я отправила его к Ирине Осиповне.

– Подлечиться, что ли?

– Нет, она помнит эту историю и с удовольствием ее расскажет.

– Версия Ирины Осиповны сильно отличается от версии вашей мамы, – заметил Ковалев.

– Не сильно. Ирина Осиповна считает, что моя мама навела порчу на вашу маму, но это не так. Моя мама не способна на столь сильное магическое действие.

Место для пикника, предложенное Инной, понравилось детям: во-первых, у самой кромки воды, по которой можно шлепать резиновыми сапогами, во-вторых, с огромным вывернутым из земли пнем, на корнях которого можно качаться, и, наконец, с выложенным из крупных камней очагом. Павлик, похоже, сиживал у костров, для Ани костер был в новинку – она вместе со всеми собирала сухие ветки, поминутно интересуясь, что годится для костра, а что нет. Павлик преимущественно молчал. Нет, он не был застенчивым ребенком – он будто бы опасался говорить со взрослыми, вообще – опасался взрослых, с особенным недоверием глядя на Инну. Впрочем, с Аней он тоже был неразговорчив, хотя и поддерживал ее игры: кто принесет больше сухих веток, кто быстрей добежит до костра, кто раньше залезет на пень… Сам Павлик предложил только одну игру: кто поднимет больше брызг, шлепая ногами по воде, но эту игру Инна прервала немедленно. Ловля рыбы на мелководье не увенчалась успехом.

Потом разгорелся костер, и если Аня смиренно смотрела на огонь, то в Павлике проснулся дух экспериментатора: он подбрасывал в очаг обнаруженные на берегу предметы – от пучков сухой травы до консервных крышек. И даже сказал мечтательно, что если положить в огонь кусок шифера, то здорово бабахнет.

Дети с восторгом жарили хлеб и сосиски на прутиках – и с аппетитом ели. Инна рассказала им сказку про кошку, которая гуляла сама по себе, и научила жертвовать огню маленькие кусочки хлеба, как это делали древние люди.

– А дикий пес – это волк? – спросила Аня.

– Собаки произошли от волков, но не все дикие собаки – волки, – объяснила Инна.

– Я знаю! Есть дикие собаки динго! – радостно воскликнула Аня, и Ковалев вспомнил о «настоящем динго» – даже посмотрел вокруг, не видно ли поблизости «дикого пса».

– Да, они живут в Австралии, – кивнула Инна.

– Надо приручить волка, который укусил папу, тогда он станет домашним и больше не будет никого кусать, – задумчиво предложила Аня.

– Меня укусила собака, а не волк, – проворчал Ковалев.

– Дикий пес? Тогда его точно надо приручить и он будет первый друг! – заключила Аня и повернулась к Инне: – А вы можете показать какое-нибудь колдовство?

Павлик толкнул Аню локтем и посмотрел на нее как на ябеду – наверняка по секрету рассказал ей, что Инна ведьма-людоедка. Но Аня выкрутилась: