Она была восхитительна – после жаркой парной. Она обожгла кожу с головы до пяток не холодом вовсе, а вожделенной колющей прохладой. Она нисколько не напоминала смолу, она была легкой, веселой и игривой. Ну, может, немного грубой – но не грубей веника, гоняющего по телу раскаленный пар. Дыхание перехватило на несколько секунд, но, скорей, от восторга. И Ковалев, вынырнув на поверхность, пошел вперед скорым привычным кролем, в эйфории от собственной легкости и быстроты. Много ли времени нужно мастеру спорта, чтобы переплыть реку? От этой мысли стало весело, к эйфории добавился азарт.

Он не добрался и до середины, когда плечо кольнуло забытой уже болью, и то ли в голове, то ли над водой тихо раздались быстрые отчетливые слова:

– Немедленно поворачивай назад, дурак…

И Ковалев не сразу послушался этих слов, прошел вперед еще немного – будто по инерции, пока не ощутил мощный ток воды под собой, черную глубину (он никогда не боялся глубины, он вообще не понимал, что такое глубина!), – ледяное тело реки в любую секунду готово было схватить, зажать его со всех сторон, оплести руки и ноги холодом, словно паутиной. И он почувствовал себя жалкой мушкой, которая вот-вот увязнет в липкой паутине… Нет, это был не страх, а всего лишь ощущение опасности (притупленное у мужчин, как вчера сказала Влада). Азартная игра с высокой ставкой. И Ковалев повернул обратно – течение здорово снесло его в сторону, но огонек на крыльце бани послужил хорошим ориентиром.

Холод стал нестерпимым лишь в нескольких метрах от берега, по которому металась Влада, завернутая в простыню. Она забежала на мостки, поскользнулась и чуть не упала, вернулась на берег и снова бросилась к мосткам… Неужели она поняла, что он только что изменил ей – прямо у нее на глазах?

Ковалев взялся рукой за доску и нащупал ногами дно. И хотелось выбраться из воды побыстрее, но тело плохо слушалось, и голова опять закружилась. Влада соскочила с мостков и, шагнув в воду Ковалеву навстречу, влепила ему пощечину, довольно кривую, не звонкую вовсе, и повторила ее с другой стороны – вышло лучше. А потом еще и со злостью пнула его ногой под коленку. Злость ее была смешной и беспомощной, отчего Ковалеву стало жаль ее до слез.

– Ты придурок! Ты идиот ненормальный! Я тебе говорила – у тебя крыша течет реально! – тихо-тихо прошипела она ему в лицо, повернулась к нему спиной и пошла к крыльцу, но тут же передумала и, снова развернувшись, ударила его обоими кулаками в грудь – это было еще более жалко, чем удар босой пяткой, и простыня, не выдержав напряжения, потихоньку поползла вниз. Влада подхватила ее одной рукой, но это простыню не удержало.

– Иди в баню, идиот! – рявкнула Влада и, пропустив его вперед, врезала ему ладошкой между лопаток. – Быстро!

– Да я иду, чего ты?.. – пробормотал Ковалев.

– Чего я? Я не хочу остаться вдовой в двадцать семь лет! Кретин. Недоумок. Сволочь.

– Да все ж нормально… Чего ты испугалась-то? – Он оглянулся через плечо, поднимаясь по ступенькам.

Она поняла, наверное. Потому и разозлилась.

– Дурак! – Она всхлипнула. – Мне эта администраторша час назад нагадала, что ты утонешь! Если не уедешь отсюда немедленно и навсегда!

Если бы Ковалев не чувствовал за собой вины, он бы рассмеялся.

Влада затолкала его в парную и, наплескав кипятка на камушки, долго и злобно хлестала веником по его плечам – после ледяного холода было горячо и приятно.

– Не смей даже близко подходить к воде! – выкрикнула она, когда Ковалев запросился наружу.

– Да ладно, я только макнусь… – Пожалуй, азарта уже не было, только нормальное желание окунуться после пара.

Влада набрала в грудь воздуха, чтобы возразить, но сдулась вдруг и махнула рукой:

– Черт с тобой, и я тоже…

Ковалев так и не понял, держит она его за руку или держится за нее.

– Так что там старая ведьма тебе сказала? Чтобы я уехал немедленно и навсегда? – спросил Ковалев уже в постели, собираясь спать.

– А она ведьма? – Глаза у Влады загорелись.

– Ты как ребенок… – проворчал он.

– Ну это же интересно!

– Ничего интересного. Гаси свет.

– Нет, Серый, ты мне скажи, почему ты назвал ее ведьмой!

– Потому что она хитрая. Так что она тебе сказала?

– Она сказала, что тебе здесь долго оставаться нельзя. И что твои бабушка с дедушкой недаром никогда тебя сюда не привозили – и вовсе не из опасений за твою ранимую душу. А потому что ее бабушка нагадала твоей, что ты утонешь. Здесь в реке живет сом, и он считает тебя своей добычей, которую у него отобрали.

– Моя бабушка была образованной женщиной, она не могла поверить в эту чушь, – фыркнул Ковалев.

– Много ты знаешь о бабушках! Если мне кто-нибудь нагадает про Аню, что она, например, разобьется в горах, я, может, и не поверю, но ребенка в горы не повезу. И вообще – всю жизнь буду бояться гор. А если твоя мама утонула, могу себе представить, как боялась за тебя твоя бабушка…

– Но ведь дед отдал меня в бассейн. И ничего такого не испугался.

– Он нарочно отдал тебя в бассейн, чтобы ты хорошо плавал.

– Тренер нам говорил, что чаще других тонут именно хорошие пловцы…

– Вот! – торжествующе заключила Влада. – Потому что мозгов нет, а понтов – хоть отбавляй. И чувства опасности нет ни грамма! Ты же сам мне рассказывал, как в школе чуть не утонул в холодной воде! Что тебя понесло на середину речки? Если поплавать хотел – так и плыл бы вдоль берега!

Это Ковалеву в голову не приходило – что плыть можно вдоль берега… Если бы он не чувствовал себя виноватым, то промолчал бы.

– Ну хватит уже! – рявкнул он. – Сколько можно об одном и том же? Гаси свет!

– Не ори на меня, – нисколько не обидевшись, сказала Влада. – И до выключателя мне через тебя не дотянуться, так что гаси свет сам.

Ковалев повернулся к ней спиной, выключил торшер и сделал вид, что засыпает.

– Ну Серенький, ну не сердись… – Влада прижалась к его спине.

– Сама не сердись. – Он помолчал. – А старая ведьма Ангелина Васильевна боится, что я ее дочку соблазню, потому и нагадала тебе эту ерунду, чтобы я побыстрей уехал, а ты с ребенком здесь осталась.

– Серый, какие тонкие интриги! А ты собираешься соблазнить ее дочку?

– Пока нет.

– Надеюсь, ее дочка толстая и кривоногая.

– Это Инна.

Ковалев почувствовал, как напряглась ее рука, обнимавшая его плечо. Влада молчала слишком долго, чтобы посчитать шуткой ее последующие слова.

– Мне бы хотелось выцарапать ей глаза, но я сделаю вид, что мы дружим семьями. Мы с тобой – и она с мамой.

Наверное, надо было сказать Владе, что никакая Инна ему не нужна, но он так и не смог – всегда смущался признаваться в своих чувствах.

* * *

Холодный туман тянется над водой, выплывает на берега, и лунный свет делает его лишь гуще, мутней – и опасней. Не стоит человеку бродить у реки лунной ночью – туман его заморочит, обманет, зазовет в глубину тихими своими голосами, заведет в болото, закружит по лесу…

– Я знаю, что за это нужно дорого заплатить… – Девичий голос тверд и звонок.

– Заплатить? Нет, не надейся. Не платить – и даже не расплачиваться за это придется, – отвечает старушечий голос.

Сквозняк сдувает огонек свечи, воск сбегает вниз быстрыми каплями, застывает, не добравшись до подсвечника, плетет невнятные фигуры и прячет их под вновь набегающими каплями – не вернуть прежней формы, не разглядеть под наплывшим воском, не угадать, о чем предупреждала свеча минуту назад.

– Я готова ответить за это.

– И опять не попала… – Старуха смеется. – Что толку от твоего желания отвечать и платить? Плюнув в колодец, ты плевка назад не вернешь – а пить из колодца не только тебе. Кайся, бейся об пол головой, сыпь золото, хоть умри, а плевка не вернешь.

Тени мечутся по черному дому, взлетают к потолку, стелются по полу, бьются в стены. Скрипит задняя дверь, приоткрывая щелку, – впускает новую тень, захлопывается с тихим стуком – и снова скрипит.

– Так вы не станете мне помогать?

– Отчего же? – Старуха усмехается.

– Значит, вы плевать в колодец не брезгуете? – надменно звенит девичий голос.

– Это твой выбор, не мой.

Черный дом поднимается над болотом, у него две двери, и если войдешь в одну, то выйдешь только в другую, – она тихо стукнет за спиной, и возврата назад не будет.

Старуха смотрит вслед девичьей тени и посмеивается: молодая глупышка думает, что обрела власть над чужой жизнью. Кабы все дурочки, что хотят извести соперниц, имели такую власть, человеческий род давно бы иссяк.

Но… шепотами, шепотами полнится осенний туман, далеко разносятся по воде злые и страшные слова, змеями шипят отражения шепотов, студят кровь.

– Стану да не благословясь, пойду да не перекрестясь, выйду, да не по-людски, да ходом аспидным, да не шагом человечьим, да ползком змеиным, да не на свет божий, да во тьму норную, да откажусь от Исуса Христа, от царя земного, от веры православной, от Бога вышнего, от батюшки, от матушки и от всех людей, да предамся духу окаянному, силе нечестивой, да не водой покрестясь, да ядом окропившись…

Волчья тень вострит уши, замирает, прислушиваясь. Злые слова канут в туман и навсегда увязнут в его толще, как репьи в звериной шерсти; время их не смоет – донесет до вечности и навсегда там оставит. Река помнит все, и память ее облечена в плоть.

* * *

День в санатории был тихим, однако приходящая учительница музыки прибежала с самого утра – настраивать караоке. И, в отличие от Зои Романовны, была очень довольна подобранными Владой детскими песнями.

Провожать Владу поехали после полдника вместе с Аней. До дизеля оставался целый час, и они зашли в универмаг – только чтобы убить время и не торчать с ребенком на холоде. И конечно, Аня еще от входа заметила застекленный павильон с игрушками.

– Ну мы же только посмотрим, а ничего покупать не будем… – сказала она на возражение Влады.

И надо же такому случиться, что именно в этом павильоне они снова встретились с Селивановым! Тот завороженно разглядывал собранный на прилавке автотрек – во времена Ковалева таких игрушек в продаже не было… Глянув на ценник, он присвистнул – машина дров обошлась дешевле! Аня автотреком не заинтересовалась – смотрела на кукол, в то время как Влада оценивала развивающие игрушки.

– А можно машинку запустить? – с вызовом спросил Селиванов у продавщицы.

Та не поднялась ради этого со стула, буркнув:

– Щас тебе!

– А чего? Может, я этот трек купить хочу! – заржал Селиванов.

– Ага, – хмыкнула продавщица.

– Вам трудно показать ребенку, как работает игрушка? – спросил Ковалев.

– Батареек не напасешься – каждому показывать… – проворчала та. – И это не ребенок, а лоб здоровенный.

Она была старше Селиванова лет на пять, не больше…

Ковалев протянул ей полтинник.

– Это на батарейки. Покажите, как работает игрушка.

Продавщица посмотрела в потолок, но поднялась с места и, потянувшись, подошла к автотреку.

Если бы у них с Владой родился парень, Ковалев бы обязательно купил ему такую штуку – это было даже круче, чем железная дорога! Машинки управлялись дистанционными пультами и соревновались, кто быстрей придет к финишу. Продавщице, конечно, было лень нажимать на кнопки, и она выдала оба пульта Ковалеву.

– Ань, иди сюда, – позвал он. – Посмотри, как интересно.

Селиванов быстрей разобрался с управлением машинками и в первом заезде обогнал Ковалева.

– Пап, ну ты что?! – возмутилась Аня. – Я же за тебя болела!

– Болей лучше за меня! – усмехнулся Селиванов.

На этом месте к ним подошла и Влада.

– Давай потом когда-нибудь купим такую штуку, а? – предложил Ковалев.

– Ну да, ты взрослый состоявшийся мужчина, и тебе просто необходим этот радиоуправляемый вертолет…

– Я ребенку…

– Я так сразу и поняла. Смотри-ка, тут на ценнике написано: для мальчиков от четырех до десяти лет.

Они с Селивановым совершили еще три заезда, в одном из которых Ковалеву удалось довести машинку до финиша, не врезавшись в шлагбаум и не вылетев с трассы на вираже, когда Влада намекнула, что до дизеля осталось пятнадцать минут и пора бы уже идти на платформу.

Из универмага выходили вместе с Селивановым, который без зазрения совести попросил:

– А вы не можете мне на свой паспорт симку купить? Мне без паспорта не продали.

– Серый, даже не думай соглашаться! – отрезала Влада. – Он позвонит тысяч на несколько в секс по телефону, а ты потом будешь за это платить!

– Мне ваш секс по телефону на хрен не упал. – Селиванов смерил ее презрительным взглядом. – Мне любая сучка у нас в интернате даст.

– А что она тебе даст? – спросила Аня.

Селиванов заржал, не удостоив ее ответом.

– Ну ты, пацан… – глянул на него Ковалев. – Ты выражения-то выбирай…

– А чего? Ну, любая девушка будет рада заняться со мной сексом в реале. – Он заржал снова. – Про секс – это не я первый начал! Придумают тоже – чтобы я дрочил на телефон?!

– Если ты не заткнешься, я подобью тебе второй глаз, – сказал Ковалев.

– Это непедагогично.

– А я не педагог. Расскажешь воспитателям, что опять подрался с Ивлевым, потому что в райцентре ты, я думаю, не был.

– Серый, ты не педагог. – Влада взяла его за руку. – Сначала нужно объяснить мальчику, какие выражения неуместны в разговорах с дамами.

– А то он не знает…

– Он не знает, кого следует считать дамами. – Влада повернулась к Селиванову. – Мальчик, дамами следует считать всех девочек и женщин. Тогда тебе будут давать не только сучки, но и леди.

– Мам, а что давать? – Аня дернула ее за рукав.

– Это так принято называть интимную близость, – не смутившись, ответила Влада.

– А почему «давать»?

– Считается, что женщина отдается мужчине, дарит ему свою любовь, а не наоборот.

– А почему?

– Потому что женщина может обойтись без этого, а мужчина не может.

– Да хрен свекольный! Девки тоже без этого не могут! – вставил веское слово опытный Селиванов.

– Они только делают вид, чтобы тебя порадовать. И не девки, а девушки. Попробуй про себя называть их девушками – это усиливает сексуальные ощущения.

Селиванов долго переваривал сказанное, а потом со смехом выдал:

– Так они же уже не девушки!

– Ну и что?

– Мам, а как это: уже не девушки?

– Считается, что девушка, испытавшая близость с мужчиной, становится женщиной.

Ковалев только хватал ртом воздух, слушая непринужденные ответы жены, – любой из Аниных вопросов поставил бы его в тупик.

– Так купите симку? – спросил Селиванов, поджидавший у выхода из вокзала, когда Ковалев с Аней проводят Владу.

– Пап! Мама сказала: «Даже не думай»! – напомнила Аня.

– Мало ли что мама сказала… – вздохнул Ковалев.

– А годная телка – ваша жена, – заметил Селиванов. Наверное, он снова хотел Ковалеву польстить…

– Моя мама не телка! – возмутилась Аня.

– В самом деле, – кивнул Ковалев, – выбирай выражения.

Селиванов проигнорировал замечание.

– Так купите симку? Мне для Пашки надо. Мобилу я ему достал, а симки нету.

– И откуда же ты достал ему мобилу? Из чужого кармана?

– Да не, нашел. Вот честно – нашел!

Он врал искренне и непринужденно.

– Знаешь, как возвращают найденные телефоны? Звонят последнему абоненту в списке вызовов…

– А там симки уже не было! И вызовов не было!

– Ну ты не завирайся, ладно?

– Пашке никто мобилу не купит, – угрюмо сказал Селиванов. – И трека такого у него никогда не будет.

– Ты слезу-то из меня не дави… У меня тоже такого трека не было и не будет.

– Но мобильник у вас есть.

– У меня и мобильника не было в семь лет. И даже в пятнадцать не было. И у Ани мобильника пока нет.

– А если Пашке позвонить упрется?

– Кому?

– Мне! Вот если бы вы не нашли его тогда на остановке, а там – волк! И телефона у Пашки нету, как у всех людей!

– Это не волк, это собака.

– Это волк! Я знаю! Я его видел еще десять лет назад!

– В таком случае, это очень старый волк… – хмыкнул Ковалев и переспросил с издевкой: – Или это волшебный волк?

– Может, и волшебный… – проворчал Селиванов. – Он сквозь стены проходить может. Корпус на ночь запирают, а он все равно к Пашке приходит. Каждую ночь. Я потому у ссыкунов в спальне ночую – только Зое не говорите… Пашка спит, а я слышу, как он по лестнице идет и как под дверью дышит. Постоит – и уходит, потому что чует меня. А если б меня не было, он бы зашел точно.

– А ты дверь не пробовал открыть?

– За каким это фэншуем?

– Чтобы посмотреть, стоит волк за дверью или не стоит.

– Я совсем езданутый, что ли? Чтобы он мне глотку порвал? – неуверенно поморщился Селиванов.

– Тебе же не семь лет. Здоровый парень. Руку тряпкой обмотай и прикрывайся. Пока он до шеи твоей доберется, весь санаторий на уши встанет. И дверь, небось, наружу открывается. По правилам пожарной безопасности. Если неслышно подкрадешься, можешь ему дверью в нос как следует вдарить.

Селиванов обдумал совет и спросил:

– А вы чего, верите, что он там… стоит?

– Нет, конечно.

Ковалев свернул к универмагу – Влада была в корне не права, никто не взыскивает долги с владельцев симкарт, просто блокируют последующие звонки. И мучил Ковалева только один этический вопрос: стоит ли поощрять воровство мобильных телефонов?

– Ну и напрасно не верите. Даже Зоя верит… – буркнул Селиванов.

– Зоя еще в Бога верит. И в то, что если твоего брата окрестить, у него пропадет аллергия.

– И дядя Федя сказал, что волк за Пашкой приходит…

– Дядя Федя – это который утонул полтора года назад? – усмехнулся Ковалев.

– Ну да… – насупился Селиванов.

– А вы с Сашенькой Ивлевым что курите?

Селиванов прыснул.

– Не. Все правда про дядю Федю. Я на берегу сидел, а он подошел ко мне и сел рядышком. Сказал, что Зоиными молитвами волк сильно может озлобиться. И что раньше он мог его удержать, а теперь только предупредить может.

Ковалев многозначительно покивал.

– Вот хотите – сами приходите ночью и послушайте, как волк по лестнице крадется!

– А если меня кто-нибудь застанет ночью в спальне младшей группы, я что скажу? Что выслеживал волшебного волка?

И тут Ковалев вспомнил, что они с Владой встретили «настоящее динго» поздно вечером – и пес явно направлялся в сторону санатория…

* * *

– Вить, а возьмите меня завтра тоже… – робко попросил Павлик, не надеясь на согласие.

– Куда? – не понял Витька.

– Искать дом ведьмы.

– Ты чё? Мы ж ночью пойдем.

– Ну и я ночью. Ты не думай, я быстро могу бегать, не как раньше.

Однажды, когда Павлик был маленький, они убегали от сторожа на стройке, где Витька воровал карбид, и из-за Павлика сторож их догнал. Он, правда, ничего не сделал, но Витька все равно сильно ругался.

– Во-первых, далеко идти… – начал Витька.

– Ну и чего? Я, думаешь, не могу? Я могу.

– Во-вторых, холодно и сыро. Ты устанешь, замерзнешь, ноги промочишь и ныть начнешь…

– Не, Вить, я не начну. Ну правда, не начну…

– А вдруг ведьма? Не боишься?

– Не, я с тобой не боюсь. Лучше я с тобой, чем тут один.

– Не, ну смотри, конечно… Но вот если будешь ныть, я тебя там на болоте и оставлю, впитал?

Павлик закивал радостно – понятно ведь, что Витька его не бросит, пугает только. Впрочем, ныть Павлик не собирался.

– Вить, а ты как узнал, где дом ведьмы?

– Да я давно знал, с позапрошлого года. Мне местные пацаны показали, там летом земляника растет – видимо-невидимо, за час ведро набрать можно. Но ее нельзя есть, она на человечьих костях растет и трупным ядом пропитана. Местные туда по одному на спор ночью ходят. Говорят, если ровно в полночь в окошко заглянуть, ведьма обязательно с другой стороны появится и будет в глаза тебе в упор смотреть, а потом пальцем так поманит. Так вот, если не испугаешься и не убежишь, а в дом войдешь, она тебе неразменный рубль подарит и отпустит. Но никто пока не смог – все убегают.

– Ох, я б тоже не смог, наверно… – вздохнул Павлик.

– Я тоже в позапрошлом году не пошел – жутенько мне что-то стало. А теперь вот по приколу попробовать. А еще говорят, что если из ее дома через другую дверь выйти, то вообще никогда не умрешь.