– Какая разница?

– У меня жена и дочь, мне ваша Инна даром не нужна! – вспылил Ковалев.

Он понимал, что жалко и неубедительно оправдывается.

– Ох, дурак… – «Ириша» покачала головой. – Алька как раз беременная была, когда Наташка сюда с тобой приехала. И чем дело кончилось, а? Вот к бабке не ходи – Алька тебя погубить хотела, а не ее. А теперь еще сильней хочет. Порчу наводит. Чего тебя собака укусила, а? Просто так, думаешь? Алькина работа, я тебе точно говорю. Вот в Бога ты не веришь, в церковь не ходишь – а ведь помогло бы.

– Спасибо, мне и антибиотики неплохо помогают… – поморщился Ковалев.

– Собаку не изловил еще?

– Нет.

– Я подумала тут… Может, и в самом деле не надо ее ловить… Искусает еще хуже, если это Алькина работа.

– Вы представить себе не можете, какую ерунду говорите…

– А ты слушай, что старшие говорят. Я плохого не посоветую. Алька и бабушке твоей потом ерунды наговорила, что ты утонешь здесь. Надя переживала очень, она племянницу как дочь родную любила, а осталась после этого одна-одинешенька. Она себе до самой смерти простить не могла, что взяла тогда дежурство. Ну, в ту ночь, когда Наташка утонула. Все твердила, что Наташка к ней через мост бежала, в санаторий. Ерунда, конечно. Это Алька на нее порчу навела, помутнение рассудка. Да еще какой грех на вашу семью повесила – до седьмого колена. Анечка потому и болеет, за бабкин грех.

– Вы это всерьез – про порчу? – вздохнул Ковалев. – Ну вы же образованный человек, ну какое помутнение рассудка можно на человека наслать, а?

Фантазии в Колином духе – и белую горячку экстрасенсы могут у человека вызвать, согласно науке эзотерике.

– Я тебе про дьявола говорить не буду, ты не поверишь. Но я так скажу: иногда злым словом человека погубить можно, и не только словом – злым помыслом.

– Вы перевязку будете делать или как? – Ковалев устал от странных фантазий, а спорить и тем более хамить «Ирише» ему не хотелось.

– Буду, буду. – Она взялась за присохшую к ране салфетку и сорвала ее одним уверенным движением. – Не больно?

– Нормально.

– Сейчас парни такие нежные стали, ссадину йодом помазать и то под новокаином требуют. Да еще и скандалят. Позорище! – «Ириша» посмотрела на ранку. – Гораздо лучше стало, не то что вчера. И гноя не видно. Ты антибиотики пьешь?

– Пью.

– Пей. И обязательно по часам, иначе смысла не будет.

– Заклинаний на таблетку пошептать не надо?

– Шутишь, значит? – хмыкнула «Ириша». – Антибиотик пьют по часам, потому что его содержание в крови не должно падать ниже определенного уровня. Когда оно падает – растет число бактерий и все начинается сначала. А заклинания читать – это грех.

– Молитва от заклинания чем-нибудь отличается?

– Отличается. Молитва – это обращение за помощью к Богу, а заклинание – к Дьяволу.

Ковалев многозначительно покивал.

Она занялась перевязкой, но долго молчать не стала.

– Вот ты против, чтобы Павлика крестили, а ведь многие видели черта у него за плечом. И волк ему недаром мерещится. И дети говорят, будто Бледную деву ночью видели…

– Ну-ну. А Бледная дева, я так понял, это неупокоенный дух моей матери?

– Ты уж меня прости за прямоту, но Наталья руки на себя наложила и похоронена не была. И тебя с собой забрать хотела, потому и ищет тебя до сих пор. А некрещеное дитя против любой нечисти уязвимо. И болтать будут, что ты мальчика вместо себя самого ей подсунуть хочешь, чтобы в живых остаться.

– Если я внезапно начну уговаривать вас окрестить Павлика, болтать будут, что я хочу расположить его к себе. Что бы я ни сделал, все равно будут болтать, нет? Про чертей и нечисть я вообще промолчу, чтобы вас не обидеть.

Как только Ковалев вышел из медицинского отделения в холл, его сразу окликнула шедшая в сторону лестниц Ольга Михайловна:

– Сергей Александрович, вас Зоя Романовна просит к ней зайти.

Ничего хорошего от разговоров с Зоей Романовной Ковалев не ждал, но, глянув на часы, решил, что игнорировать просьбу старшей воспитательницы было бы верхом наглости.

Он прошел через пустую приемную, мельком кинув взгляд на стул пожилой секретарши, где без присмотра стояла ее вместительная сумка, похожая на саквояж, и вспомнил, для чего молодцы из старшей группы ездили в райцентр. Неужели столь опытные сотрудники санатория не опасаются за свои вещи?

Ковалев ожидал разговора о Павлике Лазаренко, но Зоя начала разговор о другом. И снова смотрела на него снизу вверх с видимым превосходством.

Она расспрашивала о собаке, которая появлялась возле санатория. Подробно. А также о том, что Ковалев делал у котельной среди ночи. А также о человеке в мокром ватнике, который якобы увел Павлика. О жалобах Ани на появление Бледной девы. Расспрашивала сухо, холодно, будто на допросе. И Ковалев почему-то подумал о том, что говорила Инна: о серьезных людях с серьезными обрядами… Конечно, ему было трудно представить серьезных людей, которые проводят какие бы то ни было обряды, так как ни один обряд не мог считать сколько-нибудь серьезным. Но, вполне возможно, на этом серьезные люди зарабатывают серьезные деньги и имеют серьезную власть…

– Скажите, это не та же самая собака, которую вы видели в прошлый четверг возле Павлика Лазаренко? – спросила Зоя напоследок.

– Я бы не стал этого утверждать, – ответил Ковалев. – Но это вполне возможно.

– Если вам доведется ее поймать, поставьте меня в известность, прежде чем отдадите ее ветеринарам.

– Зачем? – честно удивился Ковалев.

Зоя Романовна, должно быть, привыкла, что подчиненные не задают вопросов по поводу ее распоряжений, и не сразу ответила – Ковалев видел, как она с трудом подавила раздражение.

– Я сама хочу убедиться в том, насколько она опасна. – Ответ ее был столь уклончив, что Ковалев не нашелся, как поставить вопрос иначе, чтобы все-таки получить на него вразумительный ответ.

– Я не уверен, что буду искать и ловить собаку, – ответил он. – Но если мне все-таки повезет, то довести этого пса до ветеринаров будет непросто, и вряд ли я стану таскать его по всему Заречному, чтобы кому-то показать.

Зоя вскинула на него злые глаза – в самом деле не привыкла, что кто-то не бросается исполнять ее приказания с должным рвением.

На этот раз Ковалев не стал дожидаться ее разрешения, чтобы уйти. И выходя, хлопнул дверью нечаянно – не рассчитал силы. Вышло громко и невежливо. Возле своего «саквояжа» суетилась Ольга Михайловна, и посмотрела она на Ковалева так, будто он не дверью хлопнул, а плюнул ей в лицо, – эдакая смесь растерянности и праведного гнева была в ее глазах.

Перед обедом Ковалев исходил все окрестности Заречного в поисках «волшебного волка», но тот будто почуял охоту и ни разу в поле зрения Ковалева не попал.

И конечно, за обедом Зоя Романовна не преминула сделать ему замечание о хлопках дверью, но Ковалеву хватило ума извиниться и сказать, что это вышло у него не нарочно. Однако взгляд секретарши от этого не смягчился – она почему-то продолжала с негодованием разглядывать Ковалева на протяжении всего обеда.

А вскоре в столовой снова появилась Татьяна и, нарочно не глядя на Зою, обратилась к Ковалеву:

– Сергей Александрович, не сочтите мою просьбу навязчивой… Только если вас она не обременит… Сейчас вода у старшей группы, и Саше… Александру Петровичу не всегда удается справиться с ребятами. В бассейне даже невинные шалости могут иметь фатальные последствия, а шалости старшей группы невинными не назовешь. Не могли бы вы ему помочь?

Инструктор Саша подмигнул Ковалеву, Зоя же бросила на Татьяну лишь один короткий и многообещающий взгляд.

– Сергею Александровичу нравятся молодые женщины, – пробормотала она себе под нос. – А в старшей группе предостаточно молодых женщин. Чересчур, с моей точки зрения, молодых, но уже вполне женщин.

– Да, конечно. Меня это вовсе не обременит, – ответил Ковалев Татьяне, пропустив мимо ушей Зоино замечание.

– Зоя Романовна, – фальшиво улыбнулась ей Татьяна, – я навела справки о Сергее Александровиче, мы можем в полной мере опереться на его порядочность. К тому же он мастер спорта по плаванию, и детям будет интересно у него поучиться.

– Не думаю, что характеристика с места работы может гарантировать порядочность, – ответила Зоя с легкой улыбкой. – Но если вы берете на себя ответственность…

– Да, я беру на себя ответственность, – сказала Татьяна, поднимаясь с места.

Стоило ей выйти из столовой, ее подчиненные подняли негодующий ропот, более всего напоминавший змеиное шипение. Ковалев расслышал отчетливое «козла в огород», «приваживает» и «растление малолетних».

– Да ладно «малолетних»… – пробасила «Ириша». – Девки из старшей группы кого угодно растлят. Мне тут поручили с ними беседу о противозачаточных средствах провести, так они мне столько нового порассказали! Представляю, что Мишаня от них на исповеди выслушивает…

– Отец Алексий, – раздраженно поправила Зоя. – А не Мишаня.

Разговор свернул в сторону нравов современной молодежи с выводами о необходимости религиозного воспитания.

Ковалев слегка нервничал перед занятием со старшеклассниками, но Саша сказал, что волноваться нечего, надо просто приглядеть, чтобы детки друг друга не утопили и не разбили кому-нибудь голову о кафель. А также сохранять хладнокровие, когда «молодые женщины» хватают руками за разные части тела, и отказывать в просьбах застегнуть лифчик или завязать лямочку на купальнике.

– Для пацанок это событие – новый молодой мужик в плавках. Они друг перед дружкой будут понтоваться, а потом две недели спорить, что и когда у тебя в плавках зашевелилось. Не бери в голову.

– Даже не думал, – пожал плечами Ковалев.

– С девками проще – они поспокойней, и понты у них безобидные. С пацанами проблемы. Здоровые уже парни, а мозгов пока нет. Одно дело семилетний балбес на кафель со всей дури грохнется, и совсем другое – детина в метр семьдесят. Я, знаешь, плюю на программу, даю им просто поплескаться, поплавать… Пользы больше и повеселей.

Первыми занимались девушки, и Ковалев в полной мере оценил предупреждение Саши – девчонки из кожи лезли вон, чтобы обратить на себя внимание. О невинности речь не шла – наивность поразила.

Единственное, что потребовалось от Ковалева, – в конце занятия вместе с Сашей подать руку девушкам, выбиравшимся из бассейна. Конечно, почти все они выстроились в очередь к той лесенке, возле которой стоял Ковалев, на что Саша только снисходительно усмехнулся. И почти каждая постаралась поскользнуться, ступая на кафельный пол – с никаким артистизмом, – чтобы таки ухватиться за Ковалева будто бы совершенно не нарочно.

– Овдеенко! – гаркнул Саша, когда донельзя осмелевшая девица изловчилась вцепиться Ковалеву в плавки. – Забыла, как ревела в милиции? Ничему не научилась, что ли?

– Я нечаянно! – огрызнулась девица, отпустив, впрочем, Ковалева. – Я ничего такого в виду не имела!

– Ты и в прошлый раз ничего в виду не имела. Марш в душевую!

Пока девчонки плескались в душевой, Саша, утерев пот со лба, сказал, будто извиняясь:

– Ну что с них возьмешь? Они в жизни ничего толком не видели, кроме шлюх из телевизора. Вон Овдеенку три недели назад в райцентре избил подонок городской, якобы за «динамо», – он ее водкой и шавермой угощал, а она крик подняла, когда он ей под юбку полез. Сцука, задушил бы, если бы нашел, – ногами в живот бил девочку пятнадцатилетнюю. Но я представляю, как она ему глазки строила, как намазана была, – ведь не поняла, что ведет себя как шалава… Ты на них не обижайся, от глупости это все.

– Да я не обижаюсь.

– А ты правда дяди Феди Смирнова сын? – вдруг сменил тему Саша.

– Я не знаю.

– Ты похож на него сильно. Не лицом даже, а… Не знаю чем, но похож. Дядя Федя хороший был мужик. У меня на глазах утонул, мы пацанов со льдины снимали… И если что, ты меня зови… Я хорошо плаваю.

– Если… что? – переспросил Ковалев.

– Да нет, ничего… Я подумал… Нет, ничего… – смутился вдруг Саша.

Тоже решил, что Ковалев прибыл «отцу» на смену?

Селиванов вошел в бассейн, декламируя известное:

– Стиль баттерфляй на водной глади продемонстрировали девы… Как вам понравились наши девы, Сергей Александрович?

Ковалев проигнорировал его вопрос, и Селиванов продолжил:

– А вслед за ними стилем «брасс» плывет какой-то мастер спорта…

– Селиванов! – прикрикнул Саша. – Не хами!

– Давно побивший все рекорды и к нам заехавший на час, – скороговоркой закончил Селиванов, в свою очередь проигнорировав окрик Саши.

Занятие с мужской половиной старшей группы было сущим кошмаром, хотя, надо отдать Саше должное, пацаны его уважали и слушались – в меру своих пацанских представлений о добровольном подчинении. От младшей группы они сильно отличались только ростом. Ну и с тумбочки ныряли «головкой» – беспонтово, по-лягушачьи.

Один попытался было нырнуть с той стороны, где мелко, Саша засвистел с противоположной стороны бассейна, и Ковалев едва успел ухватить парня за плечо – судя по разбегу, тот собирался сломать шею о бетонное дно.

– Чё такое? – возмутился дурачок. – Вы мне руку щас бы сломали!

– Нефедов! – гаркнул Саша. – Жаль, что не сломал! Ты бы лучше запомнил.

– Это рукоприкладство! – продолжал препираться мальчишка. – Пользуетесь тем, что за сиротку вступиться некому!

– Так, сиротка! Сейчас останешься без воды до будущего года, – ответил Саша и проворчал потише: – Сотрясение головного мозга тебе, конечно, не грозит, а вот спинной мозг береги, если другого нету…

Сашенька Ивлев плескался на мелководье, в полном, впрочем, восторге.

Попытки поиграть в «наездников» Саша пресек на корню, равно как наложил запрет и на другие способы утопить друг друга. «Утонуть» пробовали как минимум пять человек, первым был Селиванов – натурально пускал пузыри и шел на дно. У остальных получались только пузыри. Хитрости их были шиты белыми нитками, потому спасать «утопающих» никто не собирался. «Утонув» в третий раз, Селиванов вынырнул с возмущенным воплем:

– А чё это мастера спорта не спешат на помощь тонущему ребенку?

– Тонущий ребенок сейчас отправится в душевую, – невозмутимо ответил ему Саша. – За баловство на воде.

– Не, ну мажорно было б! – продолжил Селиванов, перекрикивая шум в бассейне. – Почти неотвратимый песец ребенку – и тут мастер спорта коршуном летит с тумбочки на самое дно и извлекает ребенка на поверхность!

– Селиванов, я тебе сказал, куда ты сейчас полетишь коршуном…

И в эту минуту Ковалев вдруг представил холодную темную воду реки, вспененную ледяным дождем и ветром, ощутил ее неумолимое течение – и Селиванова, беспомощно и слабо бьющего руками по этой воде. Представил, как его лицо захлестывают мелкие острые волны и как темная вода смыкается над мокрой головой без купальной шапочки… Как тело опускается на дно, как тьма вокруг него делается все темнее, вяжет, становится густой и непроглядной, будто смола…

– Так как, не возражаешь? – Саша говорил вполголоса, подойдя к Ковалеву вплотную.

Тот встряхнул головой, прогоняя наваждение.

– А?

– Наперегонки с ними проплыть не против? Мальчишкам интересно…

Ковалев пожал плечами: почему нет? Конечно, развернуться негде, да и нет у пацанов ни одного шанса, сколько им форы ни дай…

Остаток занятия он показывал детям экзотические стили плавания, а они пытались за ним повторять, глумливо хохоча друг над другом. Перед выходом из воды Селиванов «утонул» в четвертый раз, но почему-то быстро выплыл на поверхность и торопливо выбрался из бассейна, не дожидаясь, когда освободится лесенка. Лицо у него было немного испуганным, но больше задумчивым и злым, будто он обнаружил на дне как минимум повестку из военкомата.

До полдника оставалось меньше часа, когда Инна снова предложила прогуляться. И была при этом мечтательной и томной. А потом шла впереди Ковалева не торопясь, молча – будто в самом деле просто гуляла. И только оказавшись за территорией, резко остановилась, повернулась к нему лицом. И смотрела так, будто оценивала, примеривалась.

– Лучше вам знать. Глупое положение… Вас подозревают в краже денег.

Ковалев сперва онемел от негодования, не нашел, что сказать, а она продолжила:

– У секретаря, Ольги Михайловны, сегодня пропали отпускные, и никого кроме вас наедине с ее сумкой в приемной не было.

– Но… я не брал никаких денег… – выдавил Ковалев, понимая, как глупо оправдываться. Невиновный не оправдывается!

– До этого я додумалась без ваших объяснений.

– Да пока я был у Зои, в приемную мог кто угодно зайти! Ее сумка раскрытая на стуле валялась!

Инна отвела взгляд и продолжила так, будто не слышала слов Ковалева:

– Они ни за что впрямую вас не обвинят, потому что не пойманный не вор. А слухи пойдут, и на каждый роток вы платок не накинете.

Растерянность сменилась злостью, он втянул воздух сквозь зубы, сосчитал до трех и спросил:

– Много денег было?

– Какая разница. Для секретаря много. Десять тысяч. Две пятитысячные купюры.

– Вообще-то это и для меня немало… – проворчал Ковалев.

Он в самом деле был благодарен пожилой секретарше и за путевку для Ани, и за возможность быть здесь рядом с ней, она одна из немногих стояла на его стороне, к ней он не боялся обращаться с просьбами… Мысль о том, что она теперь считает его вором, была невыносима.

– Вы сумели расположить к себе слишком многих Зоиных коллег, Татьяну в том числе. Даже Ириша и та перестала считать вас врагом! Вы победили волка-демона, не крестом и не молитвой вовсе, – кто из детей после этого будет верить в силу ее бога? Мало кто верит в вашу любовь к маленьким мальчикам. Ваша дочь не боится страшных историй и вполне справляется с конфликтами в коллективе. Что же остается Зое? Обвинение в краже – неплохой вариант, знаете: то ли он украл, то ли у него украли… Сплетни поползут, даже если вы поклянетесь на Библии, что не брали денег.

– Я приехал и уехал, что мне до местных сплетен?

– У вас тут дом. И от зова реки вы так просто не отмахнетесь. И… с обвинением в воровстве не смиритесь, это не просто местные сплетни, это задевает вашу честь.

У Ковалева снова перевернулось все внутри, даже кулаки сжались.

– Вы не хотите спросить у меня совета? – Инна остановилась на краю обрыва и посмотрела Ковалеву в лицо.

– Нет.

– А я все время жду от вас вопроса: «Что же мне теперь делать?»

– Мой дед учил меня хорошенько подумать самому, прежде чем о чем-то попросить. Я найду того, кто украл деньги, и вытряхну из него душу, – сказал Ковалев, совершенно не уверенный в том, что это осуществимо.

– Это Зоя взяла деньги. И вы никогда этого не докажете. Право, не станете же вы угрожать физической расправой уважаемой женщине… Не подумайте, она не воровка. Завтра она отдаст эти деньги батюшке, а тот скажет, что храм должен оказать помощь пострадавшей, и вернет деньги якобы из церковной кассы… или как это у них там называется… Все останутся при своих, батюшке добавится очков, а вы будете вором. Впрочем, есть вариант и похуже: деньги подложат вам в карман. Или в Анин шкафчик для одежды – так их проще найти и вернуть.

– На деньгах не написано, из какого кошелька их достали. Это могут быть и мои деньги.

– Им не нужны бесспорные доказательства. Они не посадить вас хотят, а запятнать. Вы все еще не хотите спросить у меня совета? – Инна посмотрела лукаво, скосив взгляд.

– Нет. Того, что вы сказали, вполне достаточно.

– Вот как? Не боитесь ошибиться и сделать еще хуже?

Если бы она была его женой, он бы ее убил… Влада не спрашивала, нужен ли ему совет, и всегда говорила прямо: «Не делай этого» или «Сделай так» – без вопросов и намеков. Но зато она точно знала, что поступит Ковалев по-своему.

Ковалев боялся опоздать на полдник и даже запыхался, добравшись до дома тети Нади. Выбрал из портмоне все, что там было, – набралось чуть меньше восьми тысяч. Влада боялась непредвиденных расходов и уговорила Ковалева взять с собой побольше денег…

Назад в санаторий он едва не бежал – и торопился не напрасно: Ольга Михайловна шла по аллее к воротам санатория. Ковалев кинулся вдогонку, посчитав невежливым орать что-то ей в спину. И нагнал за воротами, у самой автобусной остановки.

– Погодите! – окликнул он ее. – Погодите…

Ее сгорбленные плечи развернулись, едва она увидела Ковалева, на осунувшемся за последние два часа лице появился нездоровый румянец.

– Что вам нужно? – спросила она отстраненно и гордо.

– Погодите… – Ковалев перевел дух. – Вот, возьмите.

Он протянул деньги, которые почему-то всю дорогу сжимал в кулаке.

– Что… это? – Ольга Михайловна сначала опешила, а потом набрала в грудь воздуха, но заговорила тихо-тихо: – Да как вы смеете?

– Возьмите. Это все, что у меня есть. Если ваши деньги найдутся, вы мне их вернете.

– Что… Как… Зачем вы мне это даете? Не надо мне от вас ничего!

– Послушайте… Я не брал ваших денег. А если бы взял, разве стал бы я отдавать их обратно? Возьмите.

Ольга Михайловна задумалась ненадолго, возмущение и отстраненность постепенно сползали с ее лица – Ковалев ждал, все еще тяжело дыша не столько от бега, сколько от волнения.

Ее вопрос сразил Ковалева наповал:

– Значит, вы уверены, что сегодня вас разоблачат? – Она поморгала немного, а потом обезоруживающе улыбнулась.

– Нет, не уверен. Но хотел бы надеяться, иначе я остаюсь без копейки…

Секретарша протянула руку и приняла скомканные купюры.

– Ну что ж… Или вы большой хитрец, или интриган, или… – Она пересчитала деньги, сильно Ковалева удивив. – Если до завтра вас не разоблачат, будем считать, что у меня украли только две тысячи. Думаю, мне следует вернуться и посмотреть, что будет…

Ковалев едва не опоздал на полдник – в узкую дверь уже повалила толпа оболтусов. Аня спускалась по лестнице с группой и непринужденно болтала по пути со своей «парой» – похоже, проблем со сверстницами у нее уже не было.

Обычно во время полдника стол персонала оставался полупустым: многие уходили раньше, Инна в том числе. Воспитатели перехватывали печенье с молоком или кефиром походя, разве что нянечки-санитарки засиживались за столом с разговорами. Ковалев, если приходил с улицы, не раздевался – ждал Аню возле гардероба. Но тут решил вдруг раздеться и зайти в столовую – назло. Шептавшиеся нянечки примолкли, но разглядывали Ковалева с любопытством и негодованием. Инна на этот раз домой не ушла, тоже села пить кефир, однако не сказала ни слова.

Перешептывание за спиной было просто невыносимым, так и хотелось оглянуться и цыкнуть погромче…